Странная история частицы «кибер»

Нынче к корню «кибер» мы всё чаще приставляем «война». Между тем в девяностых он больше ассоциировался с сексом — виртуальным, конечно. Почему значение этой лексемы изменилось, да и откуда она взялась?

Все началось с «кибернетики» — малопонятного тогда термина, популяризированного математиком Норбертом Винером в 1940-х. Для названия своей эпохальной книги он позаимствовал из древнегреческого языка слово «кибер», которое означает правительство или управление. Действительно, до этого слово «кибернетика» если где-то и появлялось, то лишь в политологических трудах.

Винер описывал то, что на тот момент казалось научной фантастикой: компьютерную систему с обратной связью. По существу, самоуправляемую систему. И в течение долгого времени кибернетика оставалась в поле зрения лишь специалистов по теории информации и первых программистов.

Писатель-фантаст Пэт Кэдиган, чей роман Mindplayers (у нас он издавался под названием «Смерть в стране грёз») входит в классический канон киберпанка, вспоминает, что её первый «кибер» был в стиле Винера. Она впервые услышала термин в 1967 году, когда ещё училась в школе: «Я спросила, что такое кибернетика. Это связано с компьютерами, был ответ. Мои глаза потускнели. На протяжении многих лет это было единственное известное мне слово, в состав которого входила эта частичка».

Всё изменилось чуть больше десятилетия спустя. Г-жа Кэдиган рассказывает: «Однажды утром в 1979 году я готовилась к работе, а по радио играла песня Гэри Ньюмана "Cars". После этого диджей сказал: "А теперь немного киберпанка". Соль шутки в том, что в 1979 году панк-движение было в самом разгаре, однако хаотический шум панк-рока уже начал превращаться в шум электронный». Действительно, к тому времени, когда электронные шумы наконец-то пробрались в поп-музыку, они ассоциировались именно с миром компьютеров и космических кораблей (а не с «шумом жизни», как, например, у Брайана Ино и в последующем эмбиенте). В 1973 году Клаус Шульце выпустил альбом, который так и назывался — Cyborg.




К началу 1980-х киберпанк становится главным направлением научной фантастики благодаря популярности фильма «Бегущий по лезвию» и романа Уильяма Гибсона «Нейромант». Пэт Кэдиган, Брюс Стерлинг и Руди Рюкер написали несколько умопомрачительных произведений о слиянии человека и компьютеров. Частичку «кибер» стали прикладывать ко всему подряд, она стала синонимом всего самого передового и высокотехнологичного. Г-жа Кэдиган отмечает, что в этом смысле она потеснила термин «цифровой».

В 1980-х киберпанк всё-таки был чем-то вроде литературного андерграунда, но в 1990-х, с распространением Интернета, мир киберпространства Уильяма Гибсона стал в некотором смысле реальностью, и частица «кибер» получила широчайшую известность.

Лексикограф Ричард Холден, редактор «Оксфордского словаря английского языка», отмечает, что именно в 1990-е годы семантика частицы «кибер» подверглась быстрой диверсификации: «Впервые слово, начинающееся на "кибер", попало в наш словарь в 1961 году, это был "кибертрон". Но особенно популярной этой частица стала в 1990-е — возможно, в результате изобретения Всемирной паутины: появились такие слова, как cyber-bully, cybercommunity, cybergeek, cyberlaw, cyberstalker, даже слова cybersex и cyberwar возникли именно в начале девяностых. Как видим, "кибер" могло нести и положительные, и негативные коннотации, что, по-видимому, отражает смешанные чувства людей по поводу новых возможностей и угроз, связанных с новыми технологиями».

Бен Циммер, пишущий на лингвистические темы в газете Wall Street Journal, согласен с этой точкой зрения: действительно, несовместимые, казалось бы, термины «киберсекс» и «кибервойна» рождались параллельно. По его данным, самое раннее использование термина cybersecurity (кибербезопасность) зафиксировано в 1989 году — одновременно с появлением словечка cyberporn. Но все эти термины некоторое время существовали на обочине тезауруса. В начале девяностых годов, когда обыватель в большинстве своём ещё не привык к новой информационной магистрали (то есть к покупкам, знакомствам, работе в Интернете), «кибер» означало принадлежность к миру гламурной футуристической молодёжи.

Такую же роль сегодня играют слово smart («умный») и литера i (intelligent) в названиях всем известных устройств. Как замечает г-жа Кэдиган, в девяностых смартфоны назывались бы киберфонами.

Разумеется, как только появились чаты, IRC-каналы и текстовые многопользовательские игры, огромное число людей занялось киберсексом. Пользователи всего лишь упражнялись в знании родной речи, но появились эксперты (простите, киберэксперты), утверждавшие, что не за горами секс в полноценной виртуальной реальности (представьте себе спаривание с хромированным драконом среди алмазных цветов) и секс-игрушки, управляемые через Интернет, благодаря которым партнёр за океаном сможет приблизить твои финальные содрогания (и почувствовать их сам).

Г-н Циммер подозревает, что идею киберсекса Дуглас Адамс изобрёл ещё в 1982 году. В романе «Жизнь, Вселенная и всё остальное» чёрным по белому написано: «На уроках древней истории Зафод только и делал, что вычислял, как бы заняться сексом с девочкой из соседней киберкабинки». В середине девяностых в американской студенческой среде интернет-общение стало обычным делом, и выражение «Wanna cyber?» (обратите внимание: cyber здесь — глагол) означало именно то, о чём вы подумали. О сексе можно было даже не упоминать, ибо что ещё могло означать «кибер», кроме виртуального секса? (В переводе на язык современных отечественных чатов: «Го вирт».)

Здесь можно увидеть прекрасный пример из 1995 года, когда слово cyber употребляется в значении «секс по Интернету»: «Огромное количество женщин регистрируются как мужчины, чтобы заниматься виртом с девчонками, мужчины регистрируются как женщины, чтобы заниматься виртом с женщинами, парни регистрируются как женщины, чтобы заниматься виртом с другими парнями».

А вот пример из 1996 года: «Он сказал, что проблема в том, что я не хочу с ним вирта. А я сказала, что это бессмысленно, что это не сравнится с реальностью».

В 1997 году появилась «аська» (AOL Instant Messenger), и весь этот сленг перекочевал туда.

У американского блогера под псевдонимом Violet Blue есть особое мнение о том, почему для обозначения виртуального секса американская молодёжь выбрала именно слово «кибер». По его мнению, Интернет с самого начала оккупировали онанисты, для которых сидеть в Интернете и заниматься виртуальным сексом означало одно и то же. Но в английском языке из существительного internet получается плохой глагол. Поэтому приглянулось слово cyber. Так что, употребляя в следующий раз термин «кибербезопасность», не удивляйтесь, если собеседник хихикнет.

Тем не менее эротическая жизнь частицы «кибер» в американском английском была недолгой. На смену поколению конца девяностых пришли другие, и вскоре старый сленг умер вместе с популярностью группы Backstreet Boys. Новые подростки — новый жаргон, новые кумиры. Видеоклип на песню Бьорк All Is Full of Love (1999) сегодня может показаться анахронизмом.




К тому же, по словам г-на Холдена, на рубеже веков (возможно, в связи с крахом «доткомов») блеск частицы «кибер» внезапно померк. Тогда же Всемирную паутину стали всё реже называть информационной супермагистралью, а блуждание по ней — сёрфингом. Всё это (и «кибер» тоже) казалось устаревшим, немодным. Редактор легендарного киберпанковского журнала Mondo 2000 по имени R.U. Sirius вспоминает, как в конце прошлого века его покоробила реклама интернет-провайдера в Сан-Франциско: «Присоединяйся к киберпанкам на AT&T!» Это слово безвозвратно утратило молодой задор. «Люди говорили мне, что устали от слова "киберкультура", ещё в 1992 году», — признаётся г-н Сириус.

Г-н Блю (тот самый, фиолетовый) считает, что дело вовсе не в том, что «кибер-то» и «кибер-это» стало мейнстримом, что быть киберпанком уже не означало выделяться среди серой толпы. По его мнению, люди потеряли интерес к «киберкультуре» потому, что новые технологии так и не подарили своим адептам обещанных чудес. Киберсекс не оказался выгодным товаром, а кибервойна — да. Вспомним Stuxnet. Интернет-дилдо и полноценный виртуальный секс так и не стали реальностью, зато человечество научилось взламывать системы безопасности иностранных АЭС. А несостоявшимся киберпанкам наших дней остаются унылые текстовые упражнения и мастурбация на камеру.

«Киберкультура» в некотором роде была продолжением культуры хиппи 1970-х. Поколение восьмидесятых ждало от новых технологий тех же радостей, которые хиппи получали от природы и ЛСД. Но военные (а вы, дорогой читатель, конечно, помните, кто финансировал работу, впоследствии приведшую к появлению Интернета) мало интересовались этими фантазиями. Более того, серьёзные люди не следили за модой, поэтому по сей день употребляют частицу «кибер» для обозначения своих интересов. Поэтому в словаре самых разных языков продолжают существование слова «кибервойна» и «кибербезопасность», а слово «киберсекс» выглядит каким-то несовременным. А если вам ещё встретится «киберпространство», знайте: это уже не гибсоновское словечко, это обозначение нового театра боевых действий.

Г-н Холден (из «Оксфордского словаря») отмечает, что почти все слова с частичкой «кибер», оставшиеся в активном словарном запасе, обладают сегодня негативными коннотациями. «Первая волна оптимизма по поводу новых возможностей Сети угасла, а гипотетические угрозы остались, — считает лингвист. — К тому же оптимизм сегодня не в моде, СМИ трещат о киберпреступности и киберзапугивании (cyberbullying)».

По сути, мы возвратились в начало 1980-х, когда частица «кибер» воспринималась в антиутопическом ключе. В произведениях Гибсона, как мы помним, киберсистемы были врагами людей, а фильм «Терминатор» в 1984 году только закрепил эти представления в массовом сознании.

Киберкультура и киберсекс были всего лишь краткими вспышками оптимизма. Казалось, нас ждут нескончаемые киберудовольствия, а выяснилось, что Интернет — это порнография, тролли и хакеры, работающие на правительство. О такой ли системе обратной связи мечтал Норберт Винер?

Подготовлено по материалам io9.