Произойдет ли при пересадке человеческой головы пересадка сознания?

Ученый и нейрохирург Роберт Уайт был одержим идеей пересадки человеческой головы и переноса сознания из одного тела в другое. Автор книги о нем побеседовала с Wired о перспективах такой технологии. По ее словам, пересадка мозга теоретически возможна уже сейчас. Но есть несколько препятствий.

В своей новой книге Брэнди Шиллес, обратившись к наследию времен холодной войны, попыталась разобраться в том, как нейрохирурги пытаются решить фантастическую задачу по сохранению души

Брэнди Шиллес (Brandy Schillace) иногда обращается к беллетристике, однако ее новая книга совсем другого рода. Будучи историком медицины, Шиллес уверяет, что ее рассказ правдив от начала и до конца. В книге затрагиваются времена холодной войны, и речь идет о хирурге и нейробиологе, вдохновившем десятерых ученых, которых захватила идея трансплантации головы.

С историей, описанной в своей книге «Мистер Смиренный и доктор Мясник» (оригинальное название «Mr. Humble and Dr. Butcher» обыгрывает название книги Р.Л. Стивенсона «Странная история доктора Джекила и мистера Хайда»), Брэнди Шиллес познакомилась случайно. Однажды ее друг невролог из Кливленда Майкл ДеДжорджиа (Michael DeGeorgia) пригласил ее в свой рабочий кабинет. Не произнося ни слова, он пододвинул к ней старую обувную коробку и предложил открыть. Шиллес согласилась, но с беспокойством: а вдруг там мозг. По словам Брэнди, она нашла блокнот — годов 1950-х или 1960-х — и начала его листать.

«Там были всякие странные небольшие заметки о мышах, мозге, мозговых срезах, а еще я увидела какие-то маленькие пятнышки, — говорит Шиллес. — Подумала: что это… что это за метки?»

«Вероятно, кровь», — пояснил ей ДеДжорджиа. Забрызганная кровью записная книжка принадлежала нейрохирургу Роберту Уайту (Robert White), который потратил несколько десятилетий на то, чтобы выполнить пересадку головы обезьяне. В конечном итоге он надеялся с помощью этой операции придать новому телу человеческий мозг.

Работа над книгой привели Брэнди Шиллес со Среднего Запада США, где она взяла интервью у выжившей семьи Роберта Уайта, в Москву. Там Шиллес постаралась отследить подробности профессионального соперничества между американским нейрохирургом и одним советским ученым, которому удалось хирургическим путем создать двухголовую собаку.

Исследования Роберта Уайта начались с малого; он проводил эксперименты с мозгом на мышах и собаках, прежде чем смог «усовершенствовать» операцию по пересадке головы, отрабатывая метод на сотнях обезьян.

Роберт Уайт, который два десятка лет тому назад в интервью Wired рассказал об этой классической работе и чьи замыслы недавно возродились, так и не решился провести подобную операцию на человеке. Но Уайту удалось изобрести технологию охлаждения мозга, которая все еще используется для спасения пациентов с диагностированным сердечным приступом. Уайт воодушевил одного из персонажей «Секретных материалов», а также чуть не получил Нобелевскую премию.

В основе научных поисков Уайта, как полагает Шиллес, лежала его вера в то, что человеческая индивидуальность заключена в мозге. Иными словами, спасти мозг, обеспечив ему полностью новое тело и новый набор органов, означает спасти душу.

Интервью для ясности сокращено и отредактировано.

Wired: В 1960-х и 1970-х годах нейрохирург и нейробиолог Роберт Уайт изобрел способ сохранять мозг обезьян живым вне тела. Но множество людей ничего не знают ни об этой технологии, ни об Уайте. Почему так произошло?

Брэнди Шиллес: Лишить человека головы — многим это кажется ужасным. И я действительно убеждена, что некоторые исследования были профинансированы именно потому, что они проводились из желания обогнать Советский Союз в этой области. Когда же состязание с Советским Союзом прекратилось, интерес к теме пропал. Однако Уайт никогда об этой теме не забывал.

И люди пытались его убедить. На самом деле — а я потом написала об этом в книге — когда Уайта выдвинули на Нобелевскую премию (за технологию охлаждения спинного мозга), тот человек, который его номинировал, заявил: «Может, больше не будем говорить про обезьяньи головы? Давай на этом успокоимся».

Думаю, медицина на самом деле не хочет, чтобы о ней вспоминали только в связи с устрашающими опытами, которые проводят медики. Давайте посмотрим правде в глаза: не всем очевидна польза от подобной работы.

— У меня был момент, когда я понял, что вашу книгу читать тяжело. Бренди, а каково вам? Нормально?

— И мне временами было непросто. Но я не испытываю особой брезгливости, нельзя ведь быть брезгливым историком медицины, верно? Я работала в музее истории медицины, и мне приходилось видеть такое количество сифилитических гениталий, что меня сложно чем-то шокировать. Но когда я услышала об отделении тела от мозга… Кстати, в книге я немного смягчила эту тему. Все же трудно читать реальные свидетельства того, как снимают лицо с живого существа и, чтобы сохранить мозг, вскрывают ему череп, пока оно еще живо. Признаюсь, был момент, когда мне показалось, что меня подташнивает. Очень неприятно размышлять об удалении внешних покровов с живой головы.

— В 1970 году Роберт Уайт «усовершенствовал» операцию оп пересадке головы обезьянам. Он смог поддерживать приток крови к мозгу обезьяны во время пересадки от исходного тела к новому. Какие препятствия, как он полагал, мешают использовать эту технологию на человеке?

— Итак, самое странное в этой истории заключается в том, что пересадить голову все-таки можно. Мол, это не вопрос. Мы можем это сделать. Проблема в том, что процент успеха такой операции невелик. Со многими обезьянами ничего не вышло — таких насчитываются сотни.

Я думаю, Уайт полагал, что на человеке эти хирургические методы будут использоваться более успешно, потому что появляются объекты большего размера и оперировать будет легче, да и сделать всё можно быстрее. На самом деле Уайт был совершенно уверен, что операция по пересадке головы человеку будет более успешной, чем пересадка головы обезьяне. Но риск для жизни человека в хирургии все еще присутствует.

— Обезьяны, пережившие операцию Уайта, не могли управлять своим новым телом. Как это повлияло на потенциальных пациентов-людей?

— Я, конечно, не собираюсь этого делать, но, если бы я отделяла вашу голову от тела (извините меня), пришлось бы перерезать спинной мозг. Это означает следующее: даже если я помещу вашу голову на другое тело и присоединю все кровеносные сосуды так, что они будут питать мозг, причем он останется живым и в сознании, а ваше лицо сможет совершать мимические движения и так далее, — даже в этом случае тело все равно не сможет двигаться.

Поэтому многие люди спрашивали: «Какая в этом польза? Зачем пересаживать человеческую голову?» У Роберта Уайта было на это множество причин, но ни одна из этих причин никого в достаточной мере не убедила, чтобы рисковать чьей-то жизнью.

Так что мы имеем дело с исключительным случаем. При этом речь вовсе не идет о том, что подобную операцию нам якобы сделать не под силу — оказывается, мы можем ее сделать, но, вероятно, не должны.

— В книге вы описываете встречу Роберта Уайта с 45-летним мужчиной из Кливленда по имени Крейг Ветовиц (Craig Vetovitz). Он считал дело Уайта «благородным», а Уайт видел в Ветовице «идеального пациента». В чем причина?

— Ему говорили: «Что ж, если вам удастся пересадка, то после операции будет парализованный пациент». Этот аргумент выглядит очень дискриминационно по отношению к инвалидам, не так ли? Но только не для Крейга, ведь он и так уже был парализован. Но у него была вполне полноценная жизнь. Этим самым Крейг как бы говорил: «Нет, моя жизнь хороша. Я путешествую, у меня есть дети, я женат. У меня свой бизнес. У меня полноценная жизнь, и эту жизнь стоит сохранить».

Крейг был заинтересован в такой операции, потому что его органы — и это верно в отношении многих пациентов, страдающих от паралича нижних конечностей, — в конечном итоге начинают отказывать. Поэтому он чувствовал, что ему нечего терять: «Да, я останусь парализованным, но я хотя бы буду жить, потому что у меня будет тело получше». Отчасти по этой причине Роберт Уайт переименовал операцию с «трансплантации головы» на «трансплантацию тела». Просто делается пересадка органов, точнее — всех органов одновременно. В данном случае это действительно звучит лучше.

— Ветовицу операцию так не сделали, и паралич оставался препятствием, мешавшим одобрению операции по трансплантации тела. В журнале Wired мы занимаемся нейрокомпьютерными интерфейсами для лечения паралича, а также протезами и программами. Как вы думаете, насколько мы далеки от появления подобной технологии?

— Не думаю, что мы, как обычно считается, очень от нее далеки. Я потрясена изменениями, которые произошли за последние пять лет, не говоря уже о том, что может произойти лет через пятьдесят. Но только благодаря своей высокой пластичности и гибкости мозг как бы говорит: «Хорошо, именно этим мы сейчас и занимаемся». И в следующий раз будет установлено более быстрое соединение.

— Конечно, Роберт Уайт столкнулся с некоторой негативной реакцией. От кого она исходила?

— Группы активистов по защите прав животных были крайне возмущены тем, что делал Уайт. Многим не нравилось даже то, как он говорил о животных.

— И область трансплантологии также имеет своего рода расистскую подоплеку, верно?

— Возникли настоящие опасения насчет того, что тела чернокожих будут использоваться для обслуживания белых пациентов. Этот вопрос стал очень сильно беспокоить чернокожее сообщество еще в 1960-е годы, когда врачи научились делать операции по пересадке сердца. И одно из первых пересаженных сердец — а операция произошла в Южной Африке — принадлежит чернокожему. Его сердце было пересажено белому человеку.

В те времена в ЮАР еще царил апартеид. И в газетах тогда писали: «Смотрите, теперь сердце чернокожего донора может посещать места, куда телу заходить не позволялось». После пересадки в тело белого человека оно может побывать в кинотеатрах, куда его бы не пустили, если бы оно оставалось в черном теле.

— Что вы думаете после написания этой книги? Как вам кажется, останется ли человек самим собой после трансплантации тела?

— Если хорошо подумать, то я бы ответила, что не останется. По-моему, человек — крайне сложное создание. О том же самом постоянно говорят в движении ЛГБТ. Например, при трансгендерном переходе, по мнению многих людей, остается неразрывной связь между телом и личностью. Я считаю, что идентичность — это интересная, но отнюдь не простая вещь, ее сложно описать. Она не сводится даже к содержимому отдельной человеческой головы.

— А каким был Роберт Уайт с человеческой точки зрения?

— Здесь мне приходит на ум скорее не Франкенштейн, а Джекил и Хайд. Мне действительно показалось, что в Роберте Уайте уживались два разных человека. С одной стороны, Уайт — семьянин, спасает детей от рака и сохраняет людям жизни и способность передвигаться. В то же время я читала отчеты Уайта о том, как он просто потрошил людей, — извините, я, наверно, употребила грубое слово. Но у Роберта Уайта были недюжинные ораторские способности. Я слушала его спор с активистами-зоозащитниками. Его способность резать человека вызывала тревогу.

Мне кажется, что в некотором смысле масштаб его личности, его бесстрашие, высокомерие, отчасти его способность к словесным атакам — именно эти качества сделали его весьма популярным, а на раннем этапе помогли его карьере. Но в дальнейшем те же самые качества стали настоящей помехой для его карьеры.

Благодаря столь противоречивым свойствам характера Роберт Уайт выглядит человеком, полным одновременно недостатков и очарования, личностью злодейской и героической. Эти личностные особенности Уайта выбивают нас из колеи. Но именно благодаря им, как мне кажется, лучше всего понимаешь, что такое человеческая природа вообще.

— Как религиозные представления Роберта Уайта повлияли на его работу?

— Роберт Уайт — глубоко верующий католик. Он поддерживал дружеские отношения с папой Иоанном Павлом II, а это не каждый мог себе позволить. Уайт действительно верил, что его опыты с обезьянами помогут осуществить нечто вроде пересадки человеческой души, что, следовательно, в некотором смысле могло бы доказать существование души как таковой. А это особенно важно для таких людей, как Уайт, которые сильно увлечены представлениями о загробной жизни, а также идеей о том, что душа имеется только у человека, но не у животных. И дело здесь не только в том, что Уайт был заинтересован в спасении жизней. Он думал, что, сохраняя мозг, тем самым спасает души, и поэтому тело в некотором смысле интересовало Уайта в меньшей степени.

Не все люди верят в существование человеческой души или в загробную жизнь. Однако все мы верим, что есть некое животворящее начало, благодаря которому человек становится именно человеком. И вот нашелся исследователь, который попытался с помощью науки, микроскопа найти это начало. Он заявил: «Вот здесь-то всё и коренится». Это одновременно и утешает, и пугает. Как сказал кто-то: «Я найду твою душу и сохраню ее для тебя».