РАЗДЕЛ 1. ЕВРОПА: ИЛЛЮЗОРНАЯ СТАБИЛЬНОСТЬ
Евросоюз – мина под Европу

Никто не будет оспаривать тот тезис, что текущее политическое состояние Евросоюза определяется теми параметрами, которые были заложены в фундамент будущего Евросоюза при его создании в полном соответствии с интересами тех, кто эти параметры формулировал и закладывал. И здесь необходимо выделить две стадии в развитии Евросоюза. Первую можно назвать собственно европейской, а вот вторую – англосаксонской. Почему – мы покажем ниже.

Первая стадия в развитии Евросоюза – это промежуток времени от момента создания Союза Угля и Стали между Германией и Францией до момента распада блока СЭВ и Советского Союза. В этот период развитие ЕС происходило преимущественно в экономической плоскости с экономическими целями и, главное, - оно было экономически обоснованно.

Вторая стадия в развитии ЕС связана с крушением блока СЭВ и навязанной Германии и Франции со стороны англосаксов идеей заполнить образовавшийся военно-политический и экономический вакуум в Восточной Европе. Именно в этот и последующий период англосаксами и были заложены под политическую конструкцию ЕС две мины замедленного действия, которые должны сработать в тот момент, когда Евросоюз выполнит возложенные на него цели: с одной стороны, миссию обруча, сковывающего германскую мощь, с другой, блокирование возможности для России, Китая и ведущих стран ЕС образовать единую евразийскую зону безопасности и торговли[2].

Если в XIX веке для сдерживания будущей мощи Российской империи создавалась Германия, то в конце XX века для сдерживания самой Германии и недопущения российско-германского альянса на пороге девяностых, в ходе расширения ЕС была изменена политическая конструкция ЕС, в результате чего Германия может проводить в Евросоюзе только свои финансово-экономические интересы, но лишена возможности политического маневра

Напомним, что по итогам Второй мировой войны Германии американцами был навязан «канцлер-акт», согласно которому Германия должна все свои крупные политические и экономические шаги согласовывать в Вашингтоне. По свидетельству компетентных источников из немецкой разведки, срок действия канцлер-акта заканчивается в 2045 году, т.е. спустя сто лет после окончания Второй мировой войны.

Следует вспомнить, что изначально германский проект "Союза Угля и Стали", как основа общей европейской интеграции был воспринят Лондоном и Вашингтоном весьма скептически. Весь предыдущий англосаксонский опыт объединения Европы на протяжении двух сотен лет доказывал невозможность возникновения подобного союза в сколько-нибудь устойчивой, тем более, экономически выгодной форме. Потому подписание в январе 1963 года договора о франко-германском сотрудничестве оказалось весьма неприятной неожиданностью для Великобритании и США.

Осознав, что процессы европейской интеграции уже начались и фактически оставляют Британию далеко на обочине, Лондон попытался предложить странам континентальной Европы свой собственный вариант Общего Союза, отличный от германского. Политическая борьба двух проектов длилась около семи лет и закончилась поражением Британии. Основной причиной проигрыша оказалось наличие в германском варианте действительно привлекательной стратегической концепции "нового общего дома", в котором бы не существовало старших и младших партнеров, ведущих и ведомых. В своем изначальном виде "германская" Общая Европа позиционировалась как аналог большой дружной семьи равноправных европейских народов, объединенных общей культурой, общей историей и едиными экономическими правилами, в равной степени выгодными для всех участников. В то время как британский вариант являлся, по сути, перелицованной на новый лад концепцией британского доминирования. Формально права всех участников в нем также выглядели одинаковыми и равными, но в то же время за Британией сходу закреплялось неоспоримое право выступать решающим арбитром в экономических, юридических и даже политических спорах.

Когда Германия благодаря геополитическому невежеству советского руководства готова была объединиться и стать тем мировым игроком, которым англосаксы ей не давали стать со времен Бисмарка, в дело вмешалась Франция, которая, по подсказке англосаксов, готова была согласиться на объединение Германии только в том случае, если Германия пойдет на введение единой европейской валюты и откажется от марки: «Это была цель Маастрихтского договора 1992 года о создании Европейского союза. Отчет под названием „Единый рынок, единые деньги“, опубликованный в 1990 году под руководством бывшего министра финансов Франции Жака Делора, призывал к созданию единой валюты, аргументируя это тем, что единый рынок не может эффективно функционировать иначе. Более реалистично приверженцы идеи о единой валюте оправдывали ее тем, что это послужит единению людей как европейцев, и что создание единого Европейского Центрального банка ознаменует собой переход власти от национальных правительств»[3].

Германия, которая прекрасно жила с маркой, и которая была способна за несколько лет навязать всему Евросоюзу марку в качестве базовой валюты, вместо этого получила головную боль в виде евро[4]. Теперь на Германию, как на самую мощную экономику Европы, ложились не только эмиссионные выгоды, но и риски от необходимости поддерживать всех членов ЕС без разбора, при этом теряя значительную часть ресурсов из национальной экономики и банковской системы.

Германия сопротивлялась введению евро, утверждая, что сначала должен быть образован полный политический союз. Но, поскольку не было шансов на то, что другие страны примут идею политического объединения, позиция Германии выглядела как технический маневр для предотвращения установления единой валюты: «Германия не горела желанием отказаться от своей марки — символа своей экономической мощи и приверженности ценовой стабильности. В конце концов, Германия согласилась на создание евро только тогда, когда президент Франции Франсуа Миттеран заявил, что Франция поддержит объединение Германии только при условии согласия последней на создание евро»[5].

Интересно, что именно Франция также настояла, чтобы требование Маастрихтского договора о том, что страны могут ввести евро только в случае, если их национальный долг менее 60% ВВП, было снято в целях привлечения стран к введению евро. Такая модификация Маастрихтского договора позволила войти в союз Греции, Испании и Италии, что значительно уменьшило устойчивость нового объединения.

В конечном итоге в 2012-2014 годах в Европе все заканчивается тем, чем и должно было закончиться: экономика Германии надорвалась, неся на своих плечах всю очень разную в экономическом плане Европу. В германской элите зреет понимание того, что страну в течение последних двадцати лет грубо использовали. В это же время экономики большинства европейских стран стагнируют. Основная причина, по мнению многих экспертов, - несбалансированность экономик зоны и единая европейская валюта.

Как отмечают исследователи, «вопреки бодрым заявлениям правительств стран Евросоюза и брюссельских бюрократов о преодолении еврозоной кризиса, на самом деле в Европе много лет происходит отрицательный рост ВВП. В соответствии с данными исследования Й.Хеллевига[6], прирост экономики стран ЕС обеспечивается исключительно за счет массированного увеличения долговой нагрузки. Если же вычесть из показателя роста ВВП накопленный долг, то падение экономики в Германии составляет 16,5%, Франции – 30%, Италии – 32%, Британии – 47%, Испании – 58%. В целом же отрицательный прирост ВВП еврозоны составляет около 29%».

Элиты также начинают понимать, что кризис еврозоны происходит во многом благодаря тому, что необходимо поддерживать некую фикцию — евро. Если же отбросить эту фикцию, даже Греция очень быстро начнет восстанавливаться, используя имеющиеся конкурентные преимущества. То же самое начнет происходить и в других странах.

Главный профит из этой ситуации, как всегда, извлекли англосаксы по обе стороны океана. Будущее Европы как конкурирующего с ними экономического и научно-технологического центра не является предметом их рачительной заботы. Главная же цель заключалась в том, чтобы надеть на объединенную Германию новые оковы, и благодаря зоне евро англосаксам удалось вновь на двадцать пять лет взять уже объединенную Германию под контроль.

Если Германия попробует похоронить евро, по этому поводу сразу поднимут вой «самые демократичные мировые СМИ», которые обвинят Германию в восстановлении Империи и начнут информационную войну против руководства страны, припоминая все хорошо известные грехи, в том числе и главный грех — Холокост. Такая политическая перспектива отнюдь не улыбалась немцам. Выход в такой ситуации один — делать на публике страшное лицо и «поднимать брови на лоб» по поводу того, как немцы стараются спасти проект евро и «единой» Европы, а на самом деле тихо его «сливать».

То, что именно англосаксы заложили данную конструкцию ЕС для сдерживания Германии с помощью привязанной к немецкой ноге восточноевропейской «гири», подтверждает и следующий факт. В конце сентября 2014 года премьер-министр Британии Дэвид Кэмерон в очередной раз «осчастливил», прежде всего, немцев, которые несут на себе основной груз затрат по поддержанию на плаву всей хлипкой геополитической конструкции ЕС, когда выступил с заявлением о том, что до конца 2017 года в Британии состоится референдум по вопросу дальнейшего пребывания королевства в Евросоюзе.

Интересно, что британский премьер, который и предлагает идею референдума, сам выступает против того, чтобы Британия выходила из ЕС. Но референдум гражданам страны предложит[7]. Вот такая демократия и полифония мнений в рамках одной головы. Судя по тому, как «демократично и открыто» британские власти провели референдум в Шотландии, результаты предстоящего референдума по вопросу членства Британии в ЕС также вопросов вызывать не должны — Британия не собирается и далее оплачивать этот «банкет» и хочет покинуть его до того, как распад ЕС начнет приносить ей прямые убытки.

Референдум британский премьер использует в качестве одного из главных элементов шантажа евроинститутов с целью добиться от ЕС возвращения Британии полномочий в сфере контроля над иммиграцией, финансового регулирования, борьбы с преступностью. По мнению Кэмерона, сделать это можно путем переговоров, не выходя из состава сообщества. Но при этом референдум сохраняется в качестве козыря — на случай, если еврочиновники будут слишком упираться. Стоит напомнить, что в Британии давно уже высказывают недовольство и слишком большими — на взгляд Лондона — полномочиями Европейского суда по правам человека. В связи с чем не первый год обсуждается возможность ограничения юрисдикции ЕСПЧ относительно Великобритании.

Почему Британия хочет выйти из Евросоюза? Причины просты — Евросоюз создавался не для того, чтобы сформировать единую Европу, а для того, чтобы а) геополитически связать экспансионистские планы Германии после ее объединения; и б) чтобы связать экономическую мощь объединенной Германии необходимостью поддерживать неэффективные экономики стран Восточной Европы. И теперь пришло время, чтобы а) оставить Германию наедине с европейскими проблемами, и б) сделать так, чтобы Британия не несла никакой ответственности и никаких издержек, связанных с членством в ЕС. Для этого необходимо остаться в тех договорах, которые выгодны Британии, и выйти из тех договоров, которые ее не устраивают. Но давайте экстраполируем эту ситуацию на другие страны ЕС – что будет, если все страны-члены ЕС последуют примеру Британии и выйдут из тех договоров, которые не удобны, а останутся только в тех, которые приемлемы? Произойдет развал ЕС.

Возникает вопрос: почему то, что позволено Британии, не позволено другим? Ответа на этот вопрос нет и не может быть, следовательно Британия в любом сценарии развития ситуации запускает процесс разложения институциональных основ Евросоюза, при этом не давая Германии поступить аналогичным образом, т.к. в этом случае вся конструкция Евросоюза уничтожается на корню.

Возможна ли альтернатива? Представим себе, что «финансы» европейцы будут складировать не в Форт-Ноксе, а в Европе на благо той скрепы, вокруг которой все и должно крутиться, — оси Берлин — Москва, а далее — Стамбул — Тегеран — Пекин — Дели, и если японцы успевают вскочить в последний вагон, то Токио, а если нет — тогда Сеул. Вот та «стальная скрепа» Евразии, которая позволит собрать евразийский континент в единое геоэкономическое целое и обеспечить гармоничную модель будущего многополярного мироустройства. После чего англосаксы на двух геополитических островах могут «расслабиться» и покурить в сторонке под аккомпанемент традиционной для британской «аристократии» мелодии о легализации однополых браков.

Единая внешняя политика означает превращение Европы в одного игрока, с которым гораздо лучше и легче иметь дело, чем с тридцатью большими и малыми странами со своими амбициями. Для России этот процесс важен также тем, что означает предел бесконечным попыткам Восточной Европы воспрепятствовать диалогу единой Европы и России — России гораздо легче будет иметь отношения с ЕС как с такой же империей, как и она сама. В этом контексте очевидно, что завершение проектов Северного потока и Турецкого потока, реализация иных больших инфраструктурных проектов от Тихого до Атлантического океанов не имеет альтернативы, поскольку именно они во многом будут обеспечивать сырьевую и технологическую независимость Европы от США.

Получив новые энергетические подпорки и завершив процесс политического объединения без участия англосаксов, о чем мечтала континентальная европейская элита от Наполеона до Бисмарка и далее, Европа будет по-новому себя позиционировать и в мировых политических отношениях, что послужит еще одним серьезным ограничением для скатывания США к однобокой силовой тактике решения глобальных вопросов. Объединенная Европа будет иметь и формулировать свои интересы и в той же Центральной Азии, и на Ближнем Востоке, и в Африке, а тем более в России.

«Северный поток» позволит Германии стать не только конечным получателем российского газа, но и, по сути, главной страной-транзитером, что существенно усилит геополитическую связку России и Германии и послужит делу реального объединения Евразии в единый финансово-экономический организм[8]. Аналогично «Северному потоку», «Турецкий поток» наведет такой же порядок с транзитом газа минуя Украину, транзитная значимость которой резко снизится и будет соответствовать реальному геополитическому весу страны (нельзя исключать и того варианта, что через полгода или год нынешняя Украина станет либо частью России, как и Крым, либо еще одним русским государством, партнером Евразэс).

Результатом реализации Северного и Турецкого потоков станет резкое снижение геополитической роли Восточной Европы в контексте интеграционных евразийских процессов, что, возможно, будет способствовать отказу США от усиленной поддержки стран-лимитрофов.

Евросоюз создан на основе пяти базовых принципов: общие ценности; солидарность; субсидиарность; супранациональность; дигрессивная пропорциональность. С общими ценностями все понятно – свобода, равенство, братство, права человека и т.д. Аналогично обстоит дело с солидарностью. Каждый, безусловно, в первую очередь заботится о себе, но в тоже время все вместе стремятся помогать более слабым, смягчая диспропорции в уровне жизни европейского населения. Если у кого-нибудь благосостояние оказывается ниже, чем 75% от среднего по ЕС, из общей кассы ему подкидывается финансовая помощь.

Субсидиарность, т.е. стремление принимать максимально широкий круг важных решений на самом низовом уровне, защищает Союз от засилья бюрократии и «отрыва правительства от народа».

Супранациональность означает, что все члены Союза по конкретным вопросам признали главенство общеевропейских законов над своими национальными.

Принцип дигрессивной пропорциональности был придуман в качестве своего рода автоматической защиты стран «маленьких» от высокомерия стран «больших». Управленческие нормы, закрепленные в Лиссабонском договоре 2009 года, создали ситуацию, при которой малые страны, составляющие незначительную часть ВВП ЕС, получили ту же степень влияния на общеевропейские решения, как и основные страны – доноры[9]. В виду малости размеров своих экономик они являются чувствительными к иностранному политическому и финансовому влиянию. В частности, влиянию со стороны США. Что позволяет Америке, ценой относительно небольших финансовых расходов, оказывать практически легальное давление на внешнюю и внутреннюю европейскую политику.

Такое положение вещей стало итогом политики соглашательства, вызванной острым неприятием европейских стран принципов, изложенных в проекте Конституции ЕС в 2004 году. На прошедших общенациональных референдумах против растворения национальных границ и передачи значительной части национальных полномочий общеевропейским структурам в 2005 году высказались 54,9% французов и 61,7% голландцев. Что лишь подтвердило общую тенденцию, обозначенную голосованием 1993 года в Дании и 2001 года в Ирландии.

Столкнувшись с невозможностью дальнейшего сохранения принципа принятия общеевропейских решений только единогласно, была предложена и позднее закреплена в Лиссабонском договоре, схема голосования квалифицированным большинством (ГКБ). Тем самым, несмотря на ряд процедурных тонкостей, голос, скажем, Литвы (ВВП 75,3 млрд. долл. в 2013 году) по своему влиянию в голосовании стал равен голосу, например, Германии (ВВП 3585 млрд. долл. в 2013 году), а голос Латвии – голосу Франции (ВВП 45,4 и 2501 млрд. долл. в 2013 году соответственно)[10].). Повышение внешнеполитической активности Литвы, особенно в связи с «украинским вопросом», во взаимоотношениях ЕС с РФ является следствием как раз перехода на ГКБ. Литва, Латвия, Эстония, Польша, Словакия, Венгрия, Болгария и прочие «младоевропейцы» получили ранее им недоступные возможности влияния на итоговую политику всего ЕС[11].

При этом являясь в большинстве своем дотационными регионами, они критично зависят от внешних инвестиций, что создает возможность прямого влияния на политику их правительств в экономических и даже политических вопросах. Особенно сильно этот фактор наблюдается в Прибалтике, а также в истории с российским газовым проектом «Южный поток», где внешним силам удалось заставить правительство Болгарии остановить работы над этим проектом, даже не смотря на прямой материальный убыток от такого решения.

Каждый член Евросоюза ежегодно в общую копилку отчисляет некоторую сумму денег. Например, в 2011 году Франция в еврокубышку перечислила 18 млрд. евро, Германия – 19,6 млрд., Великобритания – 11,2 и так далее. Из этой суммы «нуждающимся» по разным программам выплачиваются субсидии. Точнее, выплачиваются всем, но одни, вроде Германии, в общую кассу вносят 19,6 млрд., а назад субсидиями получают только 12,1 млрд., а другие, вроде Польши, платят 3,2 млрд., а получают 14,4 млрд… Все восточно-европейские страны, плюс Испания, Португалия и Ирландия за счет таких дотаций формируют изрядную часть доходов своего бюджета. К примеру, у Венгрии – это 26% бюджета. У всех трех прибалтийских государств – не менее 20% в каждом. В некоторых случаях эта цифра достигает 40%.

На это накладывается механизм супранациональности. Хотя европейские законы «приняты» по-разному: кто-то присоединился, а кто-то нет, кто-то подписал, но потом не ратифицировал – однако над этой правовой «кашей» висит единый процедурный механизм. Для инициации цепной реакции решений зачастую достаточно очень небольшого количества голосов всего нескольких «комиссий» в Брюсселе.

Нарушение принципа пропорциональности представительства по численности населения приводит к тому, что сговор на идеологической почве нескольких еврокомиссаров из Восточной Европы обеспечивает сумму «голосов», достаточную для запуска таких глобальных процессов, как масштабные внешнеэкономические санкции против восьмой экономики мира. Даже с прямым ущербом для Евросоюза в целом.

Как известно, политика есть концентрированное выражение экономики. Очевидно, что политики, «представляющие» 34 млрд. долл. каждый, люди, скажем мягко, несколько более солидные и рассудительные, чем те, кто «представляет» лишь 140 тыс. избирателей в стране, чей ВВП меньше уровня статистического шума на фоне общего размера экономики Европы. Потому, сколько бы ни сетовала, скажем, Финляндия, на свои убытки, но отменить явно ошибочное «общее» решение она не в силах. Равно как и отказаться от их исполнения в индивидуальном порядке тоже. Принцип супранациональности не дает. Решение принятое общей процедурой отменить можно тоже только общей процедурой. Той самой, в которой у Германии всего 99 голосов, у Франции – 72, а у проамериканского «польско-балтийского междусобойчика» – 153 голоса. Вот так и получается, что санкции запустили США через Британию, чья экономика меньше всего зависит от общеевропейской, посредством активного использования антироссийских фобий Прибалтики и Польши[12].

Соответственно, политический лидер Евросоюза – Германия, может провести свои решения только в том случае, если они будут поддержаны Британией и Восточной Европой, которые, в свою очередь, зависимы от США и проводят в точности ту политику, которую им заказывают из Вашингтона. Возникает логичный вопрос – кто в этом случае является политическим лидером ЕС? Ответ однозначен – США. А Германия является основным экономическим донором, который обеспечивает функционирование американской политической машины в Европе[13].

Как долго может функционировать такая модель Евросоюза, в которой вершки достаются США, а корешки – Германии и Франции? Тем более что, как мы показали выше, вся политическая и экономическая конструкция ЕС держится исключительно за счет наращивания долга, который лежит, в основном, на немецких и французских налогоплательщиках и бизнесе.

В результате элиты Европы встали перед вопросом – что делать? Напрямую обвинить США и Британию в том, что они заложили готовые взорваться в любую минуту мины при формировании нынешней модели ЕС, они не могут, т.к. в этом случае встанет вопрос об их профессиональной компетентности. Следовательно, им надо найти очень серьезную, глобальную для проекта ЕС внешнюю угрозу, с которой можно увязать грядущее переформатирование проекта. Возможно, ею и призвана стать угроза «исламского терроризма», которая, точно также как в США в 2001 году, должна обеспечить легитимную смену не просто модели, но вектора общеевропейского политического целеполагания.

Разрушение текущей экономической модели

На данный момент в Европе сложился ряд условий, формирующих уязвимость Евросоюза как единого территориального, политического и экономического образования. В значительной степени все они имеют синтетическую, то есть составную, природу и тесно связаны между собой. Но по своим источникам и базовым характеристикам их можно сгруппировать в несколько основных направлений. Одну из них – дисбаланс и непропорциональность стран-членов ЕС в принятии политических решений – мы уже описали выше.

Вторым важным направлением, имеющим критичное влияние на европейские перспективы, является тот факт, что Евросоюз на данный момент представляет собой скорее конфедерацию европейских государств с относительно низкой степенью внутренней прочности. Прежде всего политической. Этот вывод напрашивается после анализа процесса и результатов голосования стран-участниц по вопросу консолидированного бюджета ЕС на будущие семь лет. Февральский бюджетный саммит ЕС превратился в ничем не прикрытый торг европарламентариев «за свои национальные интересы»[14]. Торг не смотря на то, что общая сумма европейского бюджета не дотягивает до 1% консолидированного ВВП Еврозоны. Для сравнения, федеральный бюджет США равен 24% от ВВП страны.

Важно отметить, что степень этих связей, судя по всему, имеет тенденцию к ослаблению. Во всяком случае, принятый в феврале 2013 года бюджет ЕС на период с 2014 по 2020 годы, впервые за 56 лет существования Союза, не вырос, а сократился. Причем, не после учета инфляции или иных финансовых явлений, а вообще, т.е. в абсолютных цифрах. Это наглядно показывает степень рыхлости ЕС как государственного образования и слабость объединяющих его политических и финансовых связей.

Так страны Центральной и Восточной Европы рассматривают консолидированный бюджет Евросоюза в первую очередь как источник бюджетных дотаций. Несмотря на многочисленные декларированные неэкономические цели, от развития научных инноваций до защиты окружающей среды, в реальные расходы на них предусмотрено лишь около 20% бюджета. Все остальное направляется в фонды дотаций и выравнивания уровня жизни.

Для сохранения традиционно высокого уровня жизни, а также продолжения финансирования периферийных государств Союза, Европе уже недостаточно емкости собственных внутренних рынков. Это сформировало значительную зависимость от размеров европейского экспорта, значение которого для европейской экономики с каждым годом неуклонно увеличивается.

В 2012 году доля европейского экспорта составляла 32,5% от общемировой. Это втрое больше экспортной доли Китая и почти в четыре раза больше экспорта США. Важно отметить, что эта зависимость выражается крайне неравномерно.

По структуре внешней торговли страны Евросоюза достаточно четко подразделяются на три категории. Первая состоит из государств, чья экономика меньше всего связана с торговлей внутри ЕС. Т.е. доля внешнеторгового баланса с другими странами-членами Союза не превышает 35%. Это Франция, Италия, Великобритания и Испания. Вторая группа состоит из стран с примерно равным балансом. Доля торговли за пределами ЕС у них колеблется от 40 до 65%. Это Германия, Австрия, Польша, Швеция, Дания, Болгария и Латвия. Третья группа – Чехия, Бельгия, Нидерланды и прочие страны – относятся к категории стран, доля партнеров по ЕС во внешней торговле которых колеблется от 77% (Чехия) до 93% (Словакия).

Следует отметить, что существует еще и значительная разнонаправленность и разномасштабность указанных внешнеторговых связей. Так баланс Германии в изрядной степени равномерно распределен между основными торговыми партнерами. Например, Россия, являясь важным торговым партнером, тем не менее, берет на себя лишь 3,8% экспорта, в то время как экспорт Финляндии в Россию достигает 9,6%, а для Польши Россия является вторым, после Германии, внешнеторговым партнером. Неравномерность этой зависимости показали российские экономические контрсанкции, сильнее всего ударившие по экономике Финляндии, Прибалтики и Польши.

Причем на протяжении с 2009 по 2012 год консолидированное сальдо внешнеторгового баланса ЕС оставалось отрицательным, примерно на 100 млрд. евро в год (от минус 67,6 млрд. евро в 2009 до минус 98,5 млрд. евро в 2011)[15]. Лишь в 2012 году Европа сумела сократить внешнеторговый дефицит до 34 млрд. евро.

Таким образом, можно констатировать, что внутренний уровень экономического благосостояния ЕС чрезвычайно сильно зависит от стабильности внешней торговли и емкости внешних рынков. Любое масштабное снижение объемов экспорта чревато сокращением объема финансов внутри ЕС, а значит падением привлекательности идеи Союза почти для всех стран-участниц. За исключением пожалуй лишь Германии, Бельгии и Нидерландов, являющихся основными странами-донорами.

Важным влияющим моментом при оценке общей ситуации ЕС, является отсутствие там достаточных запасов сырья для промышленности и, в особенности, собственных энергоносителей. Это порождает не менее высокую, чем от экспорта своей продукции, зависимость стран ЕС от импортных поставок. В целом консолидированный импорт Европы достигает 33% от общемирового. Это втрое выше китайского и в 2,7 раза выше американского.

Одной из ключевых статей импорта являются энергоносители. Формально, энергопотребности Европы на 1/4 покрываются внутренней генерацией (АЭС, солнечные электро- и теплостанции, иные виды альтернативной энергии, например, биогаз). Еще 1/4 удовлетворяется за счет добычи нефти и газа на шельфе в Северном море. Основными добывающими странами являются Норвегия, Великобритания и Нидерланды. 1/4 закупается в России. Остальное поставляется из США и Ближнего Востока. Причем доля катарского СПГ является подавляющей. Однако распределение каналов поставок, как и картина по экспорту, носят в Европе ярко выраженный неравномерный характер. Так, например, ближневосточный СПГ закупается в основном Южной Европой (Греция, Испания, Португалия, частично Италия). Частично он доходит до Польши. В то время как Северная, Западная и Восточная Европа (в особенности Прибалтика) в большинстве своем опираются на добычу в Северном Море и «Газпром».

В частности, только по газу собственная добыча в Северном море обеспечивают лишь треть суммарной потребности европейской экономики в голубом топливе. Еще треть (150 млрд. м3) приобретает у России. Остальное количество поступает из прочих регионов, включая США, Латинскую Америку, Африку и Ближний Восток. Несмотря на значительный разброс цен, а также на сложную конструкцию газового рынка, на котором одновременно существует и контрактная схема продажи от «Газпрома», и спотовая схема от многих других поставщиков, на данный момент европейская экономика в целом сбалансирована на уровень цены, примерно, 350-450 долларов за тысячу кубов.

Смещение этого баланса (по любой причине) в большую сторону (стоимость СПГ, например, из Катара, достигает 600-640 долл. за тысячу куб. м.) автоматически ведет к росту себестоимости европейских товаров, тем самым снижая уровень их конкурентоспособности на международных рынках. Если учесть, что посредством заявленного на 2015-2016 год QE Евросоюз намерен поднять свою конкурентоспособность (за счет ослабления евро с 1,2 до прогнозируемых 0,9-0,85) на 25-29%, можно оценить стоимость 1% европейской конкурентоспособности в 41,3 млрд. евро. Следовательно, в эту сумму ежегодных потерь будет обходиться каждый процент роста средневзвешенной цены газа для ЕС.

Важно отметить, что объемы добычи газа в Северном море постепенно снижаются. Пик добычи очевидно пройден. Таким образом, в среднесрочной перспективе в ЕС будет формироваться с каждым годом растущий дефицит энергоносителей, ведущий к расширению доли российских поставок с нынешних 30% до 40% и более. Однако Брюссель демонстрирует свою озабоченность такой перспективой и пытается предпринимать различные шаги по снижению уровня собственной зависимости от единственного поставщика.

Однако сейчас Европа находится между непростым выбором. Альтернативные поставки, скажем из региона Ближнего Востока, возможны, но они значительно дороже российских, что крайне негативно влияет на общую конкурентоспособность европейской экономики на международном рынке. Поставки из США не дешевле катарских. К тому же они в значительной степени обеспечивались сланцевой добычей, резко сократившейся после недавнего кардинального снижения цен на сырую нефть. Впрочем, помимо экономических, поставки из Ближнего Востока сопряжены еще и с политическими сложностями ввиду возникшей там угрозы со стороны ИГИЛ.

Внутри Европы совершенно определенно складывается неоколониальная экономическая модель. Присоединение к первоначальному Европейскому Союзу Угля и Стали (Германия, Бельгия, Люксембург, Франция и Италия) прочих, прежде всего малых периферийных государств Европы означало их попадание в колониальную зависимость. Формально равные условия экономического сотрудничества на практике ведут к уничтожению индустриальной составляющей этих стран. Даже такие исключения, как традиционно промышленная Чехия и достаточно экономически сильная Польша, не избежали общей участи. Но в отличие от классического колониализма, европейская модель сопряжена со значительными объемами прямого финансирования прочих стран деградирующей периферии со стороны ведущих экономик ЕС.

Согласно докладу международной аудиторской компании KPMG (за период с 2007 по 2013 год) регион Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) остается депрессивным и дотационным: не менее 18% его совокупного ВВП формируется за счет дотаций из фондов ЕС[17]. Из них самой экономически успешной страной является Словения, чей ВВП от дотационных поступлений зависит лишь на 11,6%. Доля дотаций из ЕС в ВВП Прибалтики является одной из самых крупных в Евросоюзе – 20%. Больше – 25,5% - только у Венгрии. А доходная часть бюджета Литвы за счет прямых поступлений из центральных европейских фондов формируется практически на треть.

Необходимость сохранения дотационной системы снижает общую эффективность европейской экономики и конкурентоспособность европейских товаров на внешних рынках. Кроме того, дотации ведут к углублению разрушения производящей части экономик «колониальных стран ЕС», а значит и к снижению их покупательской способности. Т.е. рынки сбыта внутри ЕС сокращаются, а зависимость от внешних рынков растет.

При этом отказ от дотаций с каждым годом существования Евросоюза становится все менее и менее возможным, так как автоматически ведет к возникновению обширных территорий нищеты, на которых проживает не менее 50 – 70 млн. человек населения. К тому же это обернется еще и масштабным сужением внутриевропейских рынков сбыта промышленных товаров, в подавляющем большинстве как раз этими дотациями и обеспечиваемых.

Фактически периферия ЕС сегодня исполняет роль «деревни», поставляющей в «город» дешевую рабочую силу, сырье и служащей рынком сбыта дорогих промышленных товаров «города». «Городу», т.е. странам-донорам такое положение вещей стоит значительных денег.

Когда обсуждался европейский консолидированный бюджет 2014 – 2020 года, из 1012 млрд. евро (на 2014 год) на аграрные субсидии планировалось израсходовать 40%, на субсидии бедным странам – членам ЕС (так называемые структурные фонды и фонды сплочения) – 36%. Последнее означает, что на поддержку текущего положения Центральной и Восточной Европы предусматривалось около 360 млрд. евро.

Важно отметить, что сочетание аграрных субсидий с жестким внутренним квотированием объемов сельскохозяйственного производства ведет к формированию в периферийных, ранее в значительной степени аграрных, странах обширной группы рантье среди сельского населения. С одной стороны, рента не обеспечивает высокого уровня жизни, но в то же время она покрывает все основные потребности без каких-либо трудовых усилий. В то время как появление любого официального заработка, вне зависимости от его размера (даже если заработок оказывается многократно меньше), лишает крестьянина этой ренты. Тем самым формируется поколение, не умеющее и не считающее нужным работать. Живущее исключительно на эту ренту. В частности, в Польше доля таких сельских рантье достигает 11,4% трудоспособного сельского населения.

В свою очередь, «выходцы из деревни», эмигрирующие за лучшей долей в города, оказываются там в положении такой же низкооплачиваемой рабочей силы, как эмигранты из Ближнего и Среднего востока, а также Северной и Центральной Африки. Что является значительной питательной средой для роста радикальных настроений среди «традиционного европейского населения».

Хотя следует отметить, что этот фактор в основном характерен для Центральной и Южной Европы. Проникающие в Европу граждане ближневосточных и африканских стран в основном оседают в более богатых странах. До Польши и Прибалтики они пока не добираются. В то же время Брюссель уже анонсировал программу дополнительного материального стимулирования переселения иммигрантов в перечисленные регионы. Кроме всех прочих официальных целей, разработка этой программы позиционируется как способ компенсации демографической проблемы. (В частности, остро стоящей для стран Прибалтики, чье население с 2004 года сократилось более чем на 30% по сравнению с уровнем до вступления в ЕС.)

Например, на момент вступления в ЕС, в 2004 году в Латвии насчитывалось 2,319 млн. человек. В 2008-м их было уже лишь 2,27 млн. В 2010 – 2,24 млн. В 2012-м – 2,04 млн. В октябре 2014-го – 1,99 млн. человек. Сохранение такой тенденции позволяет прогнозировать депопуляцию Латвии до уровня в 1,5 млн. человек примерно к 2030 году.

Учитывая заинтересованность правящей элиты этих стран в расширении объемов «центральной» финансовой помощи, нельзя исключать, что правительства прибалтийских государств согласятся на реализацию программы такого переселения. В виду низкой плотности населения в этих странах, в этом случае появление мусульманских анклавов на их территории станет фактически неизбежным.

Все перечисленное указывает на возрастающую зависимость экономики ЕС от надежности функционирования банковской системы Европы. Точнее, от уровня ее свободного капитала. Исходя из текущего положения дел в банковской сфере, следует констатировать, что банковская система ЕС в настоящий момент перегружена. Основная часть кредитных ресурсов связана в различных программах европейской помощи. Причем, к участию в них оказались привлечены даже малые коммерческие банки с относительно небольшими собственными капиталами. Это является признаком дефицита свободных ресурсов в зоне евро.

Еще после кризиса 2008 года, когда для стабилизации греческой экономики потребовалось изыскать 100 млрд. евро финансовой помощи, с их выделением возникли значительные проблемы. Хотя позднее Брюсселю удалось найти не только их, но и влить в Грецию (на протяжении 2010 – 2013 годов) тремя траншами 237 млрд. евро, последующее обсуждение дальнейших мер показало, что ситуация с кредитными ресурсами приблизилась к критической.

Для обеспечения относительной стабильности европейской валюты и банковской системы стран-членов Союза, необходимо списание части суверенного греческого долга. Хотя бы в объеме 30-50% от его текущего номинального значения. Однако для ведущих стран-доноров, например, Германии, даже списание суммы в 17 млрд. евро является совершенно неприемлемым. О чем официально заявил министр финансов этой страны.

Ситуация осложняется тем, что кроме общей задолженности Греции к категории сомнительных можно отнести еще долги Ирландии (1,89 трлн. евро или 1137% ВВП), Испании (1,99 трлн. евро или 164% ВВП), Португалии (0,445 трлн. евро или 232% ВВП) и, в известной степени, Италии (2,28 трлн. евро или 144% ВВП), что в совокупности составляет 7,101 трлн. евро. Иными словами в не возвращаемых или весьма проблемных находится более 62% всех взаимных долгов Европейского союза. Эта сумма сопоставима с половиной годового ВВП всего ЕС за 2013 год[18].

Причем, если учесть упомянутую выше зависимость бюджетов Центральной и Восточной Европы (ЦВЕ) от дотаций из центральных европейских фондов, то можно сделать следующий вывод. Кроме перечисленных, в той или иной степени «плохими» являются государственные долги всех стран ЦВЕ. Это увеличивает сумму критически замороженных финансовых ресурсов ЕС до уровня 75 – 78%.

Косвенно критичность уровня связанности финансовых ресурсов подтверждается размером заявленного Европейским ЦБ на ближайшие полтора года количественным смягчением, составляющим 1,2 трлн. евро.

РАЗДЕЛ 2. ПЕРЕФОРМАТИРОВАНИЕ ПОЛИТИЧЕСКОГО ПРОЕКТА ЕС
Сценарии развития экономического и политического кризиса

Анализ текущего политического и экономического состояния Евросоюза позволяет выделить три ключевые для его функционирования сферы: контроль финансовой системы, контроль политической системы и контроль гражданского населения. В зависимости от степени успешности их обеспечения дальнейшие события имеют три возможных варианта развития:

Первый – сохранение Евросоюза в нынешних, или близких к ним, границах при серьезной внутренней перестройке.

Второй – распад ЕС в сегодняшнем виде с утратой части наименее значимых для европейской экономики стран, и формированием из оставшихся нового союзного образования, как с сохранением в своей основе норм Лиссабонского договора, так и с созданием иных, новых форм юридического и политического устройства.

Третий вариант подразумевает полный распад ЕС на отдельные самостоятельные национальные государства с восстановлением их таможенных и прочих границ. Теоретически, на некоторых территориях, в особенности в государствах бывшей Югославии, в Албании, и, не исключено, в Прибалтике, возможен полный коллапс государства с возникновением обширных областей правового и социального хаоса. Но такой радикальный вариант наименее вероятен.

Началом проверки Евросоюза «на прочность», вероятнее всего, послужит финансовый кризис, вызванный глубокими проблемами банковской системы зоны евро[19]. В частности, отказ Греции от уплаты ее суверенного долга, а также прекращение реализации программы структурных преобразований греческой экономики, разработанной ЕС, ЕЦБ и МВФ. Вновь избранный премьер-министр этой страны уже обнародовал перечень первоочередных мер по выводу Греции из кризиса. Он предусматривает прекращение приватизации государственной собственности, а также пересмотр ранее проведенных аукционов. Заявлена ревизия всех государственных (или под государственные гарантии взятых коммерческих) долгов и «справедливость процентов по ним». Одним из вариантов решения проблемы озвучивается полное прекращение долговых выплат до начала возрождения национальной экономики и стабильного роста греческого ВВП.

Это уже вызвало жесткие высказывания со стороны ЕЦБ и ЕС, содержащие и ряд угроз. В частности, о полном перекрытии доступа Греции к европейским кредитам. Однако Афины демонстрируют заметное безразличие и готовность обратиться за экономической помощью к странам БРИКС. А если потребуется, то и полностью выйти из состава Евросоюза.

Важно понимать, что одинаково плохим окажется любое решение ЕС относительно греческих долгов. Текущее состояние греческой экономики исключает продолжение ее кредитования на общих рыночных основаниях. Даже в формате получения новых кредитов для погашения лишь процентов по кредитам, взятым ранее. Удержать Грецию в ЕС и зоне евро можно только путем предоставления ей "особых условий". В частности, в виде полного безвозмездного списания значительной части (не менее трети, а скорее всего - не менее половины) текущего долга и значительного пролонгирования выплаты оставшейся части с обязательным снижением процентной ставки по ней. Но тогда аналогичных послаблений для себя потребуют и другие должники, такие как Испания, Португалия, Ирландия и даже Италия[20]. Что превращает финансовый размер "особого случая" с греческих 500 млрд. до примерно 5-6 трлн. евро, суммы, для списания в европейских реалиях не то что неподъемной, но вообще невероятной.

Но и списать долги только Греции, отказав в аналогичном шаге остальным, ЕС скорее всего не сможет. Ибо это подтолкнет к выходу из Евросоюза остальных, так как позволит им решить свои финансовые проблемы таким, относительно простым, способом. Учитывая масштабы сумм и популистскую привлекательность подобного шага удержать дезертиров не сможет даже консолидированное влияние Брюсселя и англосаксов.

В то же время согласие ЕС на выход Греции из ЕС ведет к тем же последствиям с точно такой же мотивационной схемой.

В любом варианте решений банковский кризис в ЕС становится неизбежным. Он начнется с малых, в том числе земельных (Германия) банков основных стран-доноров, а вызванная их банкротствами паника среди вкладчиков неизбежно затронет банки средние и, вероятно, крупные. Кроме того, пример Греции может вызывать схожие по смыслу шаги правительств ряда других крупных европейских стран-должников. Например, Португалии, где в сентябре-октябре также должны состояться парламентские выборы, на которых могут возобладать настроения в пользу усиления «суверенитета».

В значительной степени подтолкнуть события к банковскому кризису могут и итоги парламентских выборов в Британии. В случае победы на них консерваторов, Лондон гарантированно проведет в стране национальный референдум по вопросу выхода Британии из ЕС. Учитывая текущие сложности с трудовой иммиграцией, прежде всего нелегальной, и высокой степенью желания британцев вернуть пограничный и таможенный контроль на своих границах, большинство населения Британии проголосует за отделение. Причем, даже сам факт начала подготовки этого плебисцита, вероятнее всего, подтолкнет банковскую систему Европы к ревизии своих балансов и активизации процедуры возврата долгов. В том числе – досрочно.

Т.к. значительная часть из 11 млрд. евро совокупного внешнего долга ЕС формируется за счет обязательств стран с кризисной экономикой, это означает, что досрочно вернуть выданные кредиты банки смогут лишь с очень большим дисконтом[21]. Для погашения долгов, по объему сопоставимых у многих европейских стран с размером их ВВП, национальным правительствам придется приступить к существенным сокращениям бюджетных расходов. В первую очередь, в государственной, а также в военной и социальной сферах. Этот процесс является неизбежным. Варианты возможны лишь в размерах, сроках и структуре секвестирования расходной части.

Следствием указанных мер явится неизбежное начало рецессии во всей зоне евро, спад экономики и почти гарантированные крупные гражданские протесты. В том числе – радикальные. К примеру, в Париже и без особых бунтов только за период рождественских каникул хулиганы сжигают до 600 автомобилей ежегодно. Примером того, как протесты в Европе легко превращаются в массовые погромы и вандализм, могут служить акции антиглобалистов. В той же Барселоне 15 марта 2002 года они вывели на улицы 250 тыс. протестующих. Когда информация о масштабе финансовых потерь, посредством прессы, станет общедоступной, протесты, вероятнее всего, перерастут в широкомасштабные бунты.

Это первая критическая точка ветвления событий. Если Брюсселю удастся удержать контроль над ситуацией, то ЕС как сообщество имеет шансы сохраниться. Однако это потребует кардинального пересмотра распределения властных полномочий между центром и национальными правительствами в пользу значительного сокращения власти последних. Как бы там ни было далее, экономика всей Южной и Восточной Европы (Португалия, Испания, Греция, Балканские страны, Польша и Прибалтика) впадают в затяжной фундаментальный кризис. Нельзя исключать, что он также затянет в себя Италию.

Впрочем, в настоящее время национальные государства Европы в кризисных ситуациях демонстрируют устойчивую тенденцию к поиску решения своих проблем отдельно от остального Евросоюза. Даже в ущерб остальным членам ЕС. К тому же следует учитывать традиционное неприятие в Европе тенденции роста власти Германии и Франции (в особенности Германии), что сделает любое ограничение полномочий национальных правительств чрезвычайно затруднительным. А сейчас идеи о выходе, как минимум, из евро, а то и вообще из всего ЕС, начинают высказываться даже в самой Германии.

Этому способствует процесс скупки государственных долгов стран еврозоны со стороны ЕЦБ. Если отделиться от ЕС, то сам ЕС рухнет, похоронив под своими обломками и долговые обязательства. Т.е. долги можно будет вообще не возвращать. Для ряда стран Южной Европы такой вариант выглядит наиболее предпочтительным из всех возможных. Скорее всего, в представленных условиях реагировать аналогичным образом будут все национальные правительства, а значит Брюссель власть над ЕС не удержит.

Вероятно, одну из решающих ролей в этом сыграет отсутствие действенных механизмов жесткого принуждения национальных правительств к строгому соблюдению общеевропейских финансовых норм по ключевым экономическим параметрам. Например, по относительному размеру внешнего долга к ВВП или предельному объему внутренних отраслевых дотаций. Оказавшись перед сложным структурным экономическим и, соответственно, социально-политическим кризисом, национальные правительства наиболее вероятно пойдут на любые меры, которые посчитают необходимыми. Даже на прямое нарушение общеевропейских нормативов. В том числе, воспользуются возможностью частичного перекладывания своих экономических проблем на более успешных членов Евросоюза через систему единой общеевропейской валюты.

Если масштаб кризиса окажется достаточно большим, странам-донорам (в частности, Германии, Бельгии и Нидерландам) может оказаться слишком тяжело, а то и вообще невозможно нести на плечах своих национальных экономик это дополнительное бремя. При этом инициаторами отказа от сохранения Общей Европы скорее всего окажутся Бельгия и Нидерланды, как государства с меньшим экономическим весом, потому более чувствительные к "лишним нагрузкам", чем Германия. Хотя в Берлине тоже хватает прагматиков, понимающих последствия сохранения Единой Европы для страны и готовящих свое государство к тому, чтобы "вовремя покинуть тонущее судно".

Таким образом, если стабилизировать ЕС в существующем виде не получится, произойдет распад Единой Европы на национальные государства[22]. Нельзя исключать прихода в них к власти правительств радикального толка. В Северной, Западной и Центральной Европе, - вероятнее всего, правого. В Южной – левого. В Восточной – наиболее вероятен приход к власти обыкновенных популистов, не имеющих четких политических воззрений. Все они будут вынуждены решать проблему экономического кризиса через понижение общего уровня жизни, сокращение социальных гарантий и ограничение гражданских прав.

Возможен и промежуточный вариант. От ЕС откалываются страны Южной и Восточной Европы, а на Балканах возникает правовой и гражданский вакуум, чреватый началом там гражданской войны. Это значительно меняет баланс политических сил в Западной Европе и создает предпосылки для переформирования остатков Европейского союза в централизованное государство с низведением, или даже разрушением, национальных правительств. Лидером «нового ЕС», скорее всего, становится Германия. В то же время, нельзя исключать франко-германские политические и исторические трения, что может обусловить выделение из ЕС в отдельные образования не только Великобритании (что в любом случае абсолютно неизбежно), но и Франции.

В этом случае ЕС вероятнее всего распадается на "три" микроимперии, конфигурация которых определяется степенью прочности взаимных торговых связей. Самую большую - германскую. Несколько меньше - французскую. И самую маленькую - Британскую. Самые большие шансы на превращение в «новый ЕС» среди них есть только у Германии. Масштаб французской группы для этого, скорее всего, окажется недостаточен, а Британия вообще не имеет интереса к формированию какого-либо общеевропейского политико-экономического союза. В "английской зоне" наиболее вероятен откат к попытке очередного воплощения классической англосаксонской колониальной модели мира.

Экономика «нового ЕС» за счет своего масштаба, скорее всего, сумеет обеспечить его выживание в условиях глобального кризиса. Страны европейской периферии окажутся предоставлены сами себе и начнут скатываться в бедность, а некоторые из них, например страны Прибалтики, даже в нищету. Последнее объясняется произошедшей их деиндустриализацией и критичной зависимостью от центральных дотаций из ЕС, которые в этом случае естественно прекратятся.

Процесс распада нынешней ЕС и формирование "нового" Европейского Союза в других географических границах гарантированно вызовет полный отказ от евро и переход на какую-то другую валюту. Причем, американский доллар ею быть не может, прежде всего, из геополитических соображений.

Возможны лишь два варианта формирования новой европейской валютной системы. Первый заключается во введении в каждой стране собственной суверенной денежной единицы с последующим выстраиванием сложной системы ее взаимодействия с валютами прочих государств в новых экономических и политических реалиях. Вторым вариантом может являться замена евро на новую, но тоже изначально общую, валюту, как важный объединяющий элемент нового экономического союза. В качестве такового может быть использовано ЭКЮ (European Currency Unit, ECU), уже существовавшее в безналичном обороте Европы с 1972 по 1979 годы. Либо нечто аналогичное по сути, но имеющее новое, ранее не использовавшееся название.

Прохождение Европой каждого из трех, описанных ранее, этапов стабилизации будет иметь кардинальное влияние на общее экономическое положение как в самом ЕС, так и в мире в целом.

На первом этапе - попытках сохранить Евросоюз в нынешнем его географическом, или близком к нему, виде, определяющим фактором окажется степень способности ЕЦБ, вместе с национальными банками стран-членов ЕС, сохранить управляемость финансовой системы зоны евро. Безусловно, в ближайшие несколько лет евро ожидает серьезное ослабление. Как минимум, оно необходимо европейской экономике для успешной контратаки на американский рынок. И оно уже начато через заявленный Европейским банком процесс количественного смягчения. Однако в свете описанного выше возможного негативного развития событий существует значительный риск потери управления над финансовыми процессами. Возникший кризис может обрушить европейскую валюту гораздо ниже целевого значения 0,9-0,85 доллара за евро, а после прохождения отметки в 0,7-0,6 - вообще вызвать неуправляемое пике.

Даже при сохранении контроля, кардинальное удешевление евро вызовет масштабный кризис европейской экономики, неизбежно ведущий к сокращению спроса на сырье и энергоносители вследствие снижения темпов роста европейской промышленности, а также к масштабному сужению потребительского рынка в Европе. Что негативно скажется на внешней торговле с ЕС у всех ведущих ее партнеров. В первую очередь у США, России, Китая и Индии. Впрочем, европейская экономика слишком сильно связана с остальным миром, так что в той или иной степени пострадают все. Хотя потери и не приведут к катастрофе, так как ВВП ЕС составляет лишь 20% от общемирового. Да и речь пойдет не о полном прекращении торговли, а только о снижении ее объемов.

Однако если контроль за евро удержать не получится, то прогрессирующий кризис имеет серьезные шансы на 2-3 года обрушить европейскую экономику до весьма низкого уровня, тем самым создав угрозу снижения объемов внешней торговли в разы, а то и на порядки. Даже с учетом перспектив формирования "новой ЕС".

При таком развитии событий очевидно обвальное обнищание Южной, Центральной и Восточной Европы, т.е. выпадение из международной торговли территории с суммарным населением до 100 млн. человек. Вероятнее всего это значительно подтолкнет внутренние интеграционные процессы в ЕАС, а также кардинально расширит взаимную торговлю между Россией, Китаем, странами БРИКС и государствами Юго-Восточной Азии. В таких обстоятельствах центр мировой экономической и политической активности может сместиться в зону тихоокеанского региона.

Обострение финансово-экономического кризиса в ЕС, тем более осложненное массовыми гражданскими волнениями, в особенности в случае нарастания остроты этнических и религиозных беспорядков, оставит Европе довольно мало времени на выбор дальнейшей стратегии и принятие решения - как жить дальше: каждый сам за себя или надо бороться как-то вместе. А если вместе, то кому с кем?

Таким образом, Германии предстоит реализовывать проект "нового ЕС" в предельно сжатые сроки. Именно этот цейтнот может подтолкнуть западноевропейские элиты к выбору антикризисных мер, в значительной степени, тоталитарного или даже фашистского толка. По крайней мере, в части существенного и жесткого ограничения гражданских прав и свобод, а также ликвидации либерализма в экономике.

В случае успеха, за счет выталкивания за борт балласта в виде обанкротившихся государств ЮЦВЕ, у "новой ЕС" высвобождаются финансовые ресурсы для стабилизации собственной экономики и создания предпосылок к ее восстановлению. Однако сокращение расходов на социальные гарантии будет частично компенсироваться значительным увеличением расходов на армию и безопасность. Нынешние, сокращенные до предела, вооруженные силы ЕС справиться с многократно возросшей угрозой будут не в состоянии. Численность армии неизбежно придется наращивать. Не исключено, что даже через частичный (или даже полный) возврат к системе всеобщей воинской обязанности.

Тем самым продолжать производство всего того, что ведущие страны ЕС, прежде всего Германия, производят в настоящее время, "новый Евросоюз", в том или ином виде, сможет. Прежде всего, потому, что почти все европейские производственные мощности расположены на территории, в основном, Германии, в меньшей степени Бельгии, Австрии и Чехии, т.е. государств, на основе которых эта самая "новая ЕС" как раз и будет создана. Но вот фондов для инвестирования в НИОКР у "новой Европы" довольно длительное время не будет. Что обусловит сокращение ее текущего научно-технического превосходства над Россией и Китаем. Учитывая нынешние темпы научно-технической революции, может случиться так, что к моменту начала устойчивого роста экономики посткризисной Европы этот разрыв вообще перестанет существовать.

В любом случае, стабилизация событий на варианте формирования "новой Единой Европы" многократно усилит ее зависимость от внешних источников сырья и энергии, а также рынков сбыта промышленных товаров. Причем, в виду неизбежного сокращения размера консолидированного ВВП "Новой Европы" давление на нее со стороны США значительно возрастет.

Однако, если в этот "новый ЕС" не войдет Франция, с момента окончания эпохи наполеоновских войн и за исключением периода президентства Де Голля являющаяся подспудным проводником англосаксонской политики в Европе, наиболее вероятным выглядит ускорение экономического, а значит и политического сближения "нового ЕС" с Россией и ЕАС в целом. Только в этом случае Евросоюз имеет шансы сохраниться в качестве юридически и политически самостоятельного государственного и экономического образования. Подписание договора ТАФТА, тем более в англосаксонском варианте его условий, означает его неизбежное превращение в промышленно-деградирующую экономическую колонию США.

Если стабилизации во втором сценарии не произойдет и события скатятся еще ниже, к третьему сценарию, то экономику Европы, вероятнее всего, ожидает реактивная прогрессирующая деградация. Наглядным примером такого процесса выглядит нынешняя Украина. Высокая взаимная связность различных экономических подсистем ведет к критичному росту их уязвимости. Так чисто политическое, и даже популистское, решение о статусе одного из языков, привело к гражданской войне в регионе, где была сосредоточена подавляющая часть добычи угля, являющегося основополагающей частью энергетики этой страны. Возникшие перебои с его поставками привели к возникновению дефицита энергетической мощности. Что, в свою очередь, повлекло за собой отключение от энергосистемы и, тем самым, прекращение деятельности предприятий в регионах, вообще никак напрямую этой войной не затронутых. В Европе указанный эффект будет иметь значительно больший масштаб. После более чем полувека активной взаимной интеграции, национальные государства ЕС уже не обладают возможностью просто вернуться назад к самодостаточному автономному инфраструктурному существованию.

Таким образом, в случае неудачи с реализацией варианта "новый ЕС", европейские страны, каждая по отдельности, справиться с экономическими и социальными трудностями не смогут. Что создаст необходимую питательную среду для варианта "ИГИЛ и Халифат". Реализация данного варианта будет сопряжена с неизбежной деиндустриализцацией европейского пространства и потерей им всякой экономической привлекательности. Вместе с тем у сопредельных с этой территорией государств, прежде всего у России, Турции и Беларуси, возникнет неизбежная необходимость формирования прочного военного рубежа для препятствования распространения границ "Халифата" из Европы на Восток.

Закат Европы: Европейская Отечественная война
В восьмидесятых, не говоря о более ранних годах, мало кто ожидал распада блока СЭВ и, тем более, мощного в военном плане Советского Союза. Сказалась инерция мышления – раз большой, значит, сильный. Тем не менее, это произошло. Спустя двадцать с лишним лет ничто не мешает нам посмотреть под таким же углом зрения на Евросоюз. Тем более, в своих оценках мы не одиноки. Схожих взглядов придерживаются и некоторые другие авторитетные эксперты[23]. Серия терактов во Франции довольно ярко высветила несколько принципиально важных вещей для будущего всего Европы.

Во-первых, выявилось, насколько хрупок межнациональный и межконфессиональный мир в Европе, несмотря на все предпринимаемые властями усилия по имплементации ментально чуждого арабского и африканского населения в европейские культурные и иные традиции. Единственным источником не только дешевой рабочей, но и достаточно сильного генофонда для стареющей Европы, остаются христианские окраины Советского Союза. Прибалтику и Молдавию в силу их небольших размеров уже практически вычерпали, но тут подоспела Украина. По самым скромным подсчетам, сегодня в Европе трудится около 2 млн. украинцев, преимущественно украинок детородного возраста. Поощряемая европейскими властями мультикультурность, толерантность, разрушение классической культурной, сексуальной, половой, патриархальной идентичности играет только на руку чужакам, т.к. Европа сама своими руками расчищает для них социально-культурное пространство.

В-третьих, сегодня уже можно приблизительно говорить о тех пропорциях между местным населениям и чужаками, которые могут вызвать серьезные политические потрясения во всей Европе, и даже привести к началу всеевропейской гражданской, а затем и Европейской Отечественной войны – 20-25% населения. К этому порогу уже близки некоторые страны ЕС.

В связи с этим представляется довольно любопытным сделать сценарный прогноз одного из весьма вероятных вариантов развития событий в Европе в среднесрочной перспективе. Назовем этот сценарий «Европейская Отечественная война».

Внешним поводом, который послужит для начала беспорядков в Европе, станет резкое ухудшение состояния экономики и финансов. Что будет лежать в основе повода – перерастание гражданской войны на Украине в новую европейскую войну, кризис еврозоны из-за выхода Греции или других стран, сознательное выталкивание англосаксами экономики Европы в неразрешимый кризис, распад Евросоюза - пока еще до конца не ясно, поэтому могут быть варианты.

Так или иначе, произойдет фрагментация европейского социокультурного и политического пространства. Образуются новые пустоши, аналогично украинскому «Дикому полю», т.к. несмотря на всю экономическую мощь Европы имеющихся ресурсов будет явно недостаточно для поддержания единого высокого уровня жизни для всего населения Европы.

Восточная Европа обречена умирать и все больше скатываться к провинциальному статусу со всеми вытекающими отсюда следствиями: отток молодого и наиболее образованного и квалифицированного населения, падение уровня жизни, криминализация региона, превращение его в рассадник преступности, наркотрафика, торговли человеческими органами и прочих нелегальных явлений. Борьба нынешнего премьера Венгрии на самом деле является борьбой против такого сценария, именно поэтому брюссельские бюрократы видят в нем достаточно серьезную угрозу для будущего европейского проекта.

Любые попытки малых имперских проектов, будь то Великая Польша, Великая Румыния или Венгрия, как и создания более крупных региональных образований, типа, Межморья – Интермариум, в этих условиях обречены на провал, т.к. они будут нуждаться в сильной политической власти, независимой от Брюсселя, и собственных источниках технологической самообеспеченности и безопасности – системе образования, медицины, промышленности, науки и т.д. Все это находится в серьезном противоречии с той концепцией Европы, которую проводят европейские бюрократы для реализации целей Вашингтона.

Есть сценарий распада ЕС, который отвечает интересам США и Британии, а есть тот, который их интересам противоречит. Более подробно об этом мы писали в Первом Разделе. В этих условиях Германии для нового объединения хотя бы части Европы вокруг себя понадобится уже помощь России. И вот здесь Россия должна будет по полной программе за все двадцать лет унижений выставить свои условия Германии, если та захочет сохраниться в прежнем виде в глобальной политике. Но об этом мы скажем позже.

Распад политической конструкции Европы и борьба, с одной стороны, США и Британии, с другой, Германии, Франции и части «старой Европы» за свой сценарий управляемого распада, приведет к исчезновению Евросоюза как фактора мировой политики. Крах экономической конструкции ЕС приведет к распаду зоны евро, а затем через два-три года к возникновению первых серьезных очагов напряженности, один из которых рано или поздно приведет к взрыву. Скорее всего, это произойдет в центре Европы, в одной из ведущих стран континента – Британии, Германии или Франции, после чего распад ЕС станет только вопросом времени. Что послужит поводом – очередная серия терактов, столкновения между студентами и полицией или рабочими и полицией – не так важно как кажется, хотя, естественно, каждый сценарий будет обладать своими уникальными чертами. Но суть будет одна и та же – тлеющий до поры до времени рост противоречий перейдет в открытую фазу. Удастся ли европейским властям канализировать социальные протесты в межнациональный, межрасовый и межконфессиональный сценарий – большой вопрос. Но если удастся, то тогда это позволит сплотиться коренному населению и объявить войну пришлому, которое СМИ и будут делать главным виновником всех бед Европы.

Создание образа внешнего врага - единственный вариант для правящих кругов Европы удержать ситуацию под своим контролем, иначе они будут сметены. Сначала пламя гражданской войны разгорится в одной стране, потом – во второй, в третьей объявится свой доморощенный Брейвик, и т.д. Гражданская война на межконфессиональной почве охватит всю Европу. Америка дистанцируется от этого конфликта, передислоцируя свои базы в Британию, Скандинавию, Польшу и Косово. Останется только Россия. В этих условиях Европа обратится к России с просьбой о введении контингента миротворцев. Опять-таки большой вопрос, стоит ли России это делать и в очередной раз помогать белым европейским «братушкам».

По мере развития этих процессов Европа войдет в фокус внимания так трепетно ею совместно с американцами взращиваемых террористических группировок из Афганистана, Сирии, Ирака, Ливии. Теракт станет нормой европейских городов. В результате гражданская война в Европе через два-три года перерастет в полноценную Европейскую Отечественную войну. Почему Отечественную? – по той же самой причине, по какой Отечественными были названы те две войны, которые на себе довелось испытать России – потому что речь шла о выживании цивилизации. Надо сказать, что у Европы еще не было таких войн. Эти войны за нее, неся народам Европы свободу, вела Россия.

Использование армии в городских условиях будет затруднено. Города переведут на осадное положение. Тем не менее, это не поможет сильно исправить ситуацию, поэтому зона террора будет только разрастаться. По сути, Европа окажется в ситуации осажденной крепости, внутри которой зоны беспорядка будут возникать в самых разных местах.

В результате, Европа как цивилизация встанет первый раз перед угрозой исчезновения за последние 300 лет. И тут встает вопрос для России. Что делать? – Спасать европейцев, или поставить войска на границе и ждать, пока процесс истощения людских и иных ресурсов не дойдет до неких знаковых отметок.

Россия неоднократно спасала Европу от гибели – от Наполеона, от Гитлера, болгар – от турок и т.д. В ответ, за свою помощь мы получали только плевки в спину и черную неблагодарность. Слишком щедро русской кровью полита европейская земля. Европа должно испить чашу гнева истории до дна. Этот же вывод касается и Германии. Мы должны четко и стратегически взвешенно определить, какие условия мы сформулируем для Германии в том случае, если она снова захочет занять свое центральное место в Европе. Это необходимо, чтобы больше никогда с этой территории не собирались орды завоевателей в новых походах «на Восток».