Развитие речи и “великий перелом” в эволюции человека

Одна из ключевых идей Поршнева состоит в том, что главный качественный перелом, превративший животных в человека, произошел совсем недавно – на уровне ранних кроманьонцев – и был связан в первую очередь с появлением речи – второй сигнальной системы. Предков человека от австралопитеков до неандертальцев включительно Поршнев считает стопроцентными животными (он предлагает относить их к особому семейству троглодитид, а к гоминидам относит только кроманьонцев и современных людей). Поршнев полагает, что у троглодитид не было речи; свои орудия они изготавливали чисто инстинктивно (так же, как птицы вьют гнезда или бобры строят плотины); этим объясняется крайне медленный темп технического прогресса: изменения палеолитических орудий происходили ничуть не быстрее, чем менялось в ходе эволюции физическое тело троглодитид.

Переход от животных к человеку произошел, согласно Поршневу, сравнительно быстро. Максимальная протяженность переходного интервала – примерно 30 тысяч лет, начиная с первой экспансии кроманьонцев (40 тыс. лет назад) и кончая, возможно, началом неолита (10 тыс. лет назад). Перелом характеризовался следующими изменениями:

1) Резкое ускорение технического прогресса. Действительно, только с этого времени (~30 тыс. лет назад) каменные орудия начинают совершенствоваться быстрее, чем строение тела (включая макроморфологию мозга). Это очень серьезный довод. Орудия "троглодитид” эволюционировали не быстрее, чем могли бы эволюционировать плотины тех же бобров или гнезда птиц, поэтому есть все основания полагать, что "техническое развитие” троглодитид подчинялось биологическим, а не социально-культурным законам. Резкое ускорение технического прогресса свидетельствует о появлении какого-то принципиально нового фактора (по Поршневу, это речь и общество, т.е. начало собственно человеческой истории).

2) В соответствии с пунктом (1) Поршнев полагает, что в это же время эволюция предков человека вышла из под контроля естественного отбора. Этот тезис – более спорный, т.к., во-первых, ослабление Е.О. вообще свойственно высшим животным (забота о потомстве, о слабых и больных членах стада и т.п.), и доказано, что неандертальцы ("троглодиты”) заботились о своих больных и стариках; во-вторых, нет оснований полность отрицать роль Е.О. и в современном человеческом обществе, т.к. нельзя утверждать, что врожденные особенности совр. людей никак не влияют на число оставляемых ими потомков. В качестве аргумента в пользу прекращения действия Е.О. на человека многими (и в т.ч. Поршневым) приводится тот факт, что за последние 40 тыс. лет человек физически не изменился. Но это, во-первых, не совсем так (и в самой книге Поршнева есть таблица промеров мозга, показывающая, что совр. человек заметно отличается от ранних кроманьонцев – см. ниже); во-вторых, 40 тыс. лет – слишком маленький срок; у многих видов животных на таком коротком интервале времени физические изменения тоже совершенно не заметны. Собственно, многие виды существуют без изменений по несколько млн. лет – это не значит, что на них больше не действует Е.О.

3) Искусство (начиная с 35 тыс. лет назад). У неандертальцев намечались лишь слабые зачатки искусства, да и то лишь в то время, когда уже был тесный контакт с кроманьонцами (т.е. возможно заимствование, подражание – ведь обезьяны тоже, подражая человеку, могут научиться "рисовать” абстрактные картины).

4) Переход от трупоядения к охоте. Поршнев был убежден, что троглодитиды (от австралопитеков до неандертальцев) были не охотниками, а падальщиками. Каменные орудия служили только для разделывания туш и разбивания мозговых костей. С одной стороны, это предположение Поршнева не подтвердилось. Трупоядение, несомненно, играло большую роль в рационе "троглодитид” (особенно австралопитеков и питекантропов), но они и активно охотились. Обнаружены метательные деревянные копья возрастом около 400 тыс. лет; неандертальские копья с каменными наконечниками для ближнего боя и др. С другой стороны, характер и методы охоты наших предков действительно резко изменились у кроманьонцев. Впервые стали загонять и уничтожать (напр., сбрасывая с обрыва) целые стада копытных; впервые стали серьезно подрывать экологическое равновесие и наконец вызвали массовое вымирание крупной фауны на всех континентах 20-10 тыс. лет назад (или, по крайней мере, сильно поспособствовали ему). Т.о., в рассуждениях Поршнева и в данном случае присутствует рациональное зерно. Очень важно, что он подчеркнул резкое изменение экологического статуса наших предков в рассматриваемый период. "Невероятно, чтобы новый хищник сразу свалился откуда-то в мир столь мощным и адаптированным, что с ходу оттеснил своих соперников от биомассы травоядных, не разрушив при этом биоценоз” – пишет Поршнев о троглодитидах (австралопитеках и др.). Действительно, разрушить биоценоз удалось лишь кроманьонцам.

5) Расселение по всему земному шару. Время заселения Австралии и Америки до сих пор остается спорным, но скорее всего это произошло именно в эпоху ранних кроманьонцев, 30-40 тыс. лет назад. Это крайне важно, особенно если учесть, что наземные млекопитающие (кроме летучих мышей) вообще не способны пересекать морские проливы, даже не очень широкие (поэтому распространение ископаемых наземных тетрапод так удобно использовать для реконструкции движения материков – см. в обзоре "Эволюционная биогеография”). Значит, первые кроманьонцы приобрели уникальную и не свойственную другим млекопитающим способность пересекать морские проливы на бревнах или плотах (вместе с людьми в Австралию попали и их домашние собаки, впоследствие одичавшие – динго).

Таким образом, одна из несомненных заслуг Поршнева – привлечение внимания к действительно важнейшему переломному рубежу в эволюции наших предков.

Не менее ценна идея Поршнева о том, что ископаемые высшие приматы – "троглодитиды” – это не просто "переходные формы от обезьяны к человеку”, а некая особая группа, по-своему весьма специализированная, во многом отличная и от людей, и от обезьян. Поршнев так и называет их: "не люди, но и не обезьяны”, при этом уверенно относя их к животным. Мне представляется, что точнее будет сказать "не люди, но и не животные”. Это не столько возражение, сколько уточнение. "Троглодитиды” характеризуются уникальным набором черт. С одной стороны, довольно сложные и разнообразные каменные орудия и огонь (у поздних неандертальцев еще и зачатки искусства и религиозные обряды в форме ритуальных захоронений); как ни старается Поршнев принизить все это до уровня "бобровых плотин и птичьих гнезд”, здесь ему явно приходится плыть против течения и "притягивать факты за уши”. Это не животные! С другой стороны, крайне медленный технический прогресс (фактически – никакого прогресса вообще, если за "ноль” принять скорость развития тех же бобровых плотин и птичьих гнезд) и, главное, очевидная неспособность к созданию цивилизации. Это не люди! (впрочем, можно сказать и по-другому: "люди, но совсем другие!” – это уже дело вкуса).

Наибольшее внимание Поршнев уделил проблеме возникновения речи. Это, по его мнению, ключевое событие, определившее превращение животных – троглодитид в людей. Произошло оно, по мнению Поршнева, именно в это время, т.е. у ранних кроманьонцев. Поршнев предлагает очень сложную и интересную модель появления и раннего развития речи, в детали которой мы не будем углубляться (все равно проверить их пока невозможно). Ограничимся лишь несколькими замечаниями.

В своих рассуждениях о развитиии речи и мышления Поршнев опирается на разнообразные источники, но, к сожалению, он полностью игнорирует важнейший массив данных о бессознательной психике, о бессознательном символическом мышлении H.sapiens, открытом и изученном З.Фрейдом, К.Г.Юнгом и их последователями. Очень мало внимания уделяет Поршнев и исследованиям архаичного мифологического и магического мышления, имеющего много общих черт с бессознательным мышлением, работу которого мы наблюдаем, например, в сновидениях. А ведь так заманчиво предположить, что скрытые в глубине "бессознательного” мыслительные механизмы ("архетипы коллективного бессознательного”, особый символический "язык сновидений”, построенный из зрительных образов с широким символическим смыслом, связанных специфическими ассоциациативными связями) – что все это остатки древнего мыслительного аппарата, существенно отличавшегося от нашего современного "дневного” сознательного мышления.

Довольно странно интерпретирует Поршнев начальные этапы речевого развития у детей. Его вывод о том, что первое слово у всех детей всегда имеет один и тот же смысл ("нельзя!”), кажется необоснованным. У детей в возрасте от 1 до 2 лет часто формируется особый "квази-язык”, который хорошо соответствует структуре бессознательного мышления и может быть частичной рекапитуляцией пра-языка "троглодитид”. Он состоит из небольшого набора (2-3 десятка) слов с очень широким символическим значением. К сожалению, взрослые в большинстве случаев просто не могут правильно интерпретировать этот "лепет”, и в лучшем случае реагируют смехом на забавные "ошибки” ребенка, путающего, по их мнению, слова и понятия. Обычно остается незамеченным, что ребенок порой произносит одно и то же "слово” в ситуациях, совершенно разных с точки зрения взрослого, но ассоциативно связанных в бессознательном мышлении (например, один ребенок комментировал одним и тем же малоразборчивым звуком такие разнообразные ситуации, как поломка игрушки, включение/выключение света и гибель смытого в раковину таракана).

Поэтому я не могу согласиться с мнением Поршнева о невозможности существования "полуречи” (т.е. что речь современного типа не могла развиться из какой-то принципиально иной формы речи). В свое время мы в соавторстве с Е.Марковой даже попытались реконструировать гипотетическую "пра-речь” троглодитид, основанную на принципах и структуре бессознательного мышления, в полуфантастической повести о питекантропах:

www