Жаркое лето в Берлине
Рождался новый день. События, которыми он ознаменовался, на востоке назвали фашистским путчем, а на западе – народным восстанием. В тот день волнения охватили не только столицу, но и другие города ГДР, собрав под свои знамена до десяти миллионов человек.
В канун годовщины тех трагических событий я встретился с их участником,
Гаральдом Ивановичем Ломакиным, в ту пору командиром роты 14-й
гвардейской Полтавской механизированной дивизии. Он считает, что
последней каплей, переполнившей чашу народного терпения, стали скачок
цен в магазинах и последовавшее за ним повышение нормативов выработки на
предприятиях ГДР. А немецкие крестьяне были недовольны
коллективизацией, которая аукнулась резким ухудшением снабжения
населения продовольствием. Разразился экономический кризис, обострилась
политическая ситуация. Все беды, по мнению большинства восточных немцев,
исходили от просоветского правительства Вальтера Ульбрихта, мечтавшего
построить социализм на немецкой земле.
Многие немцы хотели жить в единой независимой Германии. Не знали
берлинцы, что такой же идеи придерживалось тогда и… руководство СССР.
Волнения охватили множество городов ГДР.
Как свидетельствуют архивы КГБ, впервые мысль об объединении Германии
была озвучена Сталиным еще в марте 1952 года. Он намекал тогда, что
Советский Союз на определенных условиях готов вывести войска из ГДР и
способствовать мирному объединению Германии. При одном условии –
соблюдении ею нейтралитета. По мнению советского руководителя, новая
страна должна стать буфером между США и СССР с целью укрепления наших
позиций в Европе. Ей предстоит освободить Советский Союз от непомерных
вливаний в экономику ГДР. Само объединение двух Германий предполагалось
осуществить за солидную компенсацию.
После смерти Сталина эта идея была подхвачена его преемником, всемогущим
Лаврентием Берией. «Нам не нужна нестабильная социалистическая
Германия, существование которой целиком зависит от постоянной поддержки
СССР, – заявил он. И предложил ближнему кругу секретный план: – Мы
продадим ГДР американцам за 20 миллиардов долларов, которые пойдут на
восстановление нашей страны».
Берия дал указание своей многочисленной агентуре в Германии
пропагандировать идею объединения среди населения ГДР. Но последовавшие
за этим события вышли за рамки плана, задуманного главой МГБ.
Мы не рабы…
13 июля 1953 года литейщики Лейпцига забастовали, протестуя против
повышения нормативов выработки и розничных цен. На следующий день их
поддержали рабочие Берлина. Возникли беспорядки, которые пресекла
народная полиция. Волна митингов и демонстраций, подогреваемых
спецслужбами и радиостанцией «Свобода», быстро распространилась по всей
ГДР. Забастовщики потребовали встречи с председателем Совета министров
Отто Гротеволем и генсеком Вальтером Ульбрихтом. Но те не вышли к
бастующим, сославшись на участие в экстренном заседании президиума ЦК
СЕПГ, где как раз решался вопрос об отмене указа и о тарифах. Но это
сообщение уже не могло остановить рабочих. Они потребовали отставки
правительства ГДР, введения свободных выборов, вывода советских войск,
воссоединения страны.
Полицейских стали закидывать камнями. Страсти накалялись. Ульбрихту,
Пику и Гротеволю пришлось укрыться в Карлсхорсте на вилле верховного
комиссара СССР в ГДР Владимира Семенова. Узнав об этом, представители
стачечного комитета явились на американскую радиостанцию «РИАС» с
просьбой передать призыв к всеобщей забастовке. Но руководство станции
на это не пошло. «Вы что, хотите развязать третью мировую войну?» –
мотивировал отказ директор «РИАС».
Тогда за дело взялся профсоюзный босс Западного Берлина Эрнст Шарновски,
который потребовал передать его призыв к всеобщей забастовке,
адресованный рабочим Восточной Германии. Но и без этого
подстрекательского сообщения о выступлении рабочих в Берлине стало
известно во всех округах ГДР.
С раннего утра 17 июня громадные толпы (около 150 тысяч человек) под
лозунгами «Долой правительство козлобородого!» (Ульбрихта), «Долой
полицию!», «Русские, убирайтесь вон!», «Мы – не рабы!» стали штурмовать
здание правительства. В расположение вошедших в Берлин танковых частей
полетели не только камни, но и пули.
Мятежники заняли нижние этажи правительственного здания, круша мебель,
уничтожая документы. Разгромив Дом министерств, восставшие по призыву
подстрекателей принялись разносить полицейские участки, государственные
здания, срывать со стен портреты руководителей страны и флаги ГДР.
В 13 часов военный комендант советского сектора Берлина генерал-майор
Дибров приказал объявить в городе чрезвычайное положение. Когда среди
советских солдат и народной полиции появились первые жертвы, был отдан
приказ стрелять холостыми патронами поверх голов мятежников и давить их
танками.
Люди разбежались. Но волнения среди рабочих не утихали. Центром
восстания стал округ Галле. В Биттерфельде восставшие заняли здания
народной полиции, городского управления и госбезопасности. Из тюрем
выпустили всех заключенных. В Дрездене, Лейпциге и других городах
демонстранты захватили радиостанции, редакции газет. Повсеместно
начались убийства советских офицеров и полицейских. В ЦК СЕПГ без конца
звонили Хрущев, Берия, Маленков, Молотов. Берия орал: «Что там у вас
происходит?! Не можете утихомирить толпу?!» Сотрудники ЦК не могли
сказать ничего вразумительного.
Восстание охватило почти всю республику. Из многих округов приходили
сообщения о стычках с войсками и полицией. В ряде городов стачкомы
захватили власть.
А что Москва? Ее реакция последовала незамедлительно – во все восставшие округа ГДР были стянуты советские войска.
Марш на Берлин
– 16 июня нас подняли по тревоге, – вспоминал события тех дней Гаральд Иванович Ломакин. – Комсоставу раздали карты и приказали совершить марш на Берлин. За два часа езды по автобану колонна наших танков добралась до немецкой столицы. И тут поступила команда: разрядить орудия, сдать оружие, а боеприпасы сложить в ящики и опечатать. Для многих это было как гром среди ясного неба.
В Берлин мы вошли, когда стало темнеть. К полуночи въехали в
Фолькспарк. По пути берлинцы встречали нас… цветами. Но вот кто-то
запустил с верхнего этажа здания огромный горшок с кактусом. Он
шлепнулся в двух шагах от нашей машины, взорвавшись фейерверком земли и
осколков. Следом засвистели пули. Атмосфера накалялась с каждой минутой.
Нас, по сути безоружных, это угнетало. То, что мы вскоре увидели,
произвело впечатление даже на видавших виды офицеров. На фонарных
столбах раскачивались полицейские. Их животы были вспороты, на спинах
вырезаны звезды. И тут в нас полетели горящие факелы. А мы в ответ лишь
кулаками грозили, ведь оружие было опечатано. И… продвигались вперед.
Мне поручили занять позицию за Трептов-парком, рядом с американской
зоной оккупации. Наше командование решило не применять оружие, опасаясь,
что американцы введут в советский сектор свои танки, стоящие буквально в
двух метрах от демаркационной линии.
Утром следующего дня поступил приказ «Минометы с позиций снять!». Сняли.
На ночь я поставил охрану. А к утру все часовые были убиты. Пришлось
снабдить новых часовых радиотелефонами.
В ночь на 18 июня я патрулировал с бойцами по городу. Нам наконец-то
выдали автоматы. Только подошли к фонарю закурить, как у меня под ногами
что-то щелкнуло. Едва отскочил. Солдаты заняли круговую оборону.
Немного переждав, мы пошли дальше. Видим – на стене дегтем нарисована
свастика. И тут чувствую, что кто-то крадется сзади. А потом перебежал
улицу. Кто – не видно: темнота такая, что хоть глаза выколи! Разрядил
весь автоматный диск в ту сторону. Слышу чей-то истошный крик. Подбежал,
посветил фонариком. Лежит девочка, вся искромсанная пулями. Уже не
дышит. Рядом – ведро с дегтем и кисть. Меня тут же вывернуло…
После этого случая я не спал несколько ночей. Боялся, что приснится та девчушка.
Демократия со вспоротым животом
Мой собеседник на некоторое время умолк, а затем продолжил:
– 18 июня нас перевели в Карлсхорст, где укрывалось руководство ГДР. Там же стоял наш медсанбат. В ночь с 17 на 18 июня фашисты вырезали здесь всю охрану, зверски расправились с больными, ранеными и медиками. Представшая картина была ужасающей: на КПП к двум вязам были прибиты тела наших медсестер. Их вначале изнасиловали, потом вырезали груди, вспороли животы и воткнули в них саперные лопатки. Какое там «народное восстание»?! Это была явная попытка фашистского переворота. Отсюда и непомерная жестокость. Нам ясно давали понять: убирайтесь прочь!
В тот же день кто-то поджег баню, где мылись мои бойцы. Многие
получили ожоги. Полиция вышла на убийц и поджигателей. Всех расстреляли.
Нам приходилось сбивать и американские воздушные шары. В корзине одного
из них находились тонны две листовок с карикатурами на Сталина. А под
ними призыв к воинам нашей дивизии немедленно отправляться домой. Самое
интересное, что было указано полное наименование нашего засекреченного
соединения.
Сейчас, когда говорят, что в 1953 году в ГДР шла борьба за демократию, я
абсолютно не согласен. Демократии со вспоротыми животами не бывает. И
тех, кто пытается обелить те события, я бы отправил в те горячие деньки…
План Берии не сработал, события вышли за рамки им задуманного. В том же
июне 1953-го он был арестован и позже расстрелян. Германия объединилась
только в октябре 1990 года, уже при Горбачеве. Без всяких компенсаций,
став членом НАТО.