Тур на ЧАЭС: все включено

Попасть на Чернобыльскую АЭС, как выяснила корреспондент "Гомельскай праўды”, в сущности, не так уж сложно. Даже сегодня, когда практически ни один выпуск мировых новостей не обходится без репортажа о событиях на Украине. В чернобыльской зоне идет своя, особенная жизнь. Было бы желание да гривны в кармане, а проводник туда всегда найдется.

Напиши, и ты попал

На официальном сайте ЧАЭС есть подробная информация, из которой можно узнать, как посетить Чернобыль и его орбиту. Все предельно просто. Отправляете запрос на имя главы Государственного агентства Украины по управлению зоной отчуждения. Затем ждете пару-тройку дней. И если вашего имени нет в списках лиц, подозреваемых в террористической деятельности, в интересующем вас районе не происходят природные катаклизмы и не идут масштабные ремонтные работы — всё, можно собирать вещи. В указанный день на КПП перед въездом в зону радиоактивного загрязнения вас с товарищами встретит гид с пропусками.

Кстати, чем больше товарищей — тем дешевле. За возможность походить по отравленной радионуклидами земле нужно платить, и существуют твердые расценки. В частности, сегодня с группы принимающая сторона берет 850 гривен. Это за разработку программы. Делим на количество участников и узнаем размер своей доли. Затем каждому нужно отдать 212 гривен за сопровождение. Плюсуем сюда 80 гривен за страховку и еще 85 гривен за обед, он обязателен. Впрочем, обед можно заменить ужином, это 45 гривен. Итого бюджет одного дня выльется для вас где-то в 500 — 600 гривен. Плюс-минус, как говорится.

Корреспондент «ГП» побывала на ЧАЭС ближе к середине апреля. Поездка состоялась благодаря под­держке гомельских энергетиков. Для меня эта экскурсия представляла в первую очередь журналистский интерес, а для них была связующим звеном между прошлым, настоящим и будущим. После чернобыльской катастрофы энергетики Гомельщины бросили на алтарь ликвидации ее последствий не только силы, нервы и здоровье. Кому-то жизни пришлось положить. Теперь же в зоне ответственности «Гомельэнерго» до сих пор находятся объекты, расположенные в полосе отчуждения.

Путевые заметки

Из Гомеля выехали в пять утра. Хотелось все увидеть и успеть вернуться к вечеру. В нашей, мягко говоря, небольшой группе было всего три человека. Вместе со мной на ЧАЭС поехал сотрудник «Гомельэнерго». Еще одним участником экскурсии стал водитель.

Путь к белорусско-украинской границе лежал через Наровлянский район. Туман по дороге был удивительным, ну просто молоко. И пограничный пункт пропуска «Александровка», который предстояло пересечь, тоже выплыл из туманной дымки. Зато Украина обрадовала солнцем: пока на нашей стороне утрясались необходимые формальности, оно успело взобраться повыше.

Украинские пограничники встретили сдержанно — без радушных улыбок. Но корректно: вопреки некоторым ожиданиям с какой-то особенной тщательностью наш микроавтобус они не осматривали. Правда, узнав, что я журналист, стали звонить кому-то на мобильный. Поинтересовались, есть ли журналистское удостоверение. Оно, как назло, осталось дома. Протянула другое — командировочное. Тому, кто там, в телефоне, слушал, раза три прочли, что в нем написано: газета «Гомельская праўда», пункт назначения — ЧАЭС, Украина. Завершив разговор, удостоверение вернули без лишних вопросов.

Пока ждали отмашки на въезд, пограничные шлагбаумы успели подняться дважды: мимо нас проехали две иномарки. Одна, побогаче, с белорусскими номерами — туда, на Украину. Другая, попроще, с украинскими — сюда, в Беларусь. Но в общем дорога через границу была пустынной. С обеих сторон. Украинская удивила тем, как во­оружены пограничники (практически у всех на плечах висели автоматы), и бревенчатыми дзотами на въезде и выезде. Похоже, их недавно соорудили. Срубы казались свежими, мешки с песком у бойниц — совсем новенькими. Фасад обеих огневых точек был выложен мхом. Издали эти оборонительные сооружения выглядели как обычные покрытые растительностью холмики. Вблизи — как декорации к фильму о войне. Впрочем, долго думать об этом не хотелось. Впереди ждала ЧАЭС.

Сталкерам предоставляется общежитие

На КПП «Дитятки» непосред­ственно перед въездом в чернобыльскую зону нас, как и было обещано, встретил гид. Им оказался мужчина в камуфляжной униформе с седым ежиком на голове и большим чувством юмора. Проводник назвался Сергеем Анатольевичем. Выяснилось, что он киевлянин, однако живет в Чернобыле. Дома в украинской столице бывает наездом: порой раз в два месяца. А остается дня на четыре. Он сталкер с пятнадцатилетним стажем. От туристов, с его слов, отбоя нет. Экскурсии приезжают ежедневно. Сейчас их, правда, в связи с известными событиями чуть меньше. Однако без работы никто из его коллег не сидит. На хлеб с маслом хватает. Заработок сравнительно небольшой, примерно 500 долларов. Зато не нужно тратиться на коммуналку — сталкерам предоставляется общежитие. Да и на еде можно сэкономить. Покормить обедом гида — святая обязанность приезжающих, и этот момент оговаривается отдельно.

Выяснилось, что наш проводник в прошлом журналист-газетчик, работал в нескольких украинских печатных изданиях. Пишет книгу о Припятском регионе. В ней собирает разные истории, в том числе и курьезные. Есть и такие, оказывается. Вот только ирония всюду горькая. Например. Женщина, вместе со всеми эвакуированная из Припяти после чернобыльской катастрофы, через много лет приехала на встречу то ли с журналистами, то ли с теледокументалистами, которые постоянно что-то снимают о городе-призраке, и взяла с собой ключи от покинутой квартиры. Никакие уговоры, что идти туда бесполезно, не помогали: она все твердила — в квартире кольцо ее золотое осталось и ковер, который муж из Германии привез. Когда вернулась, плакала: ни окон в доме, ни дверей… Удивительно, но долгие годы она не хотела в это верить. Или вот. В Припяти есть здание школы, куда водят все экскурсии. Это сейчас Сергей Анатольевич не курит, а года полтора-два назад как-то сидел и попыхивал сигареткой неподалеку. В это время его друг вел на экскурсию иностранцев. И те смотрели на нашего проводника во все глаза, а потом еще и оглядывались. Друг после пояснил: «А я им в шутку сказал, что ты директор этой школы. Дети уехали, а ты вот остался…»

Черный шиповник Припяти

Ничего нового о Припяти рассказать, наверное, нельзя. Здесь разные предметы годами лежат на своих местах. Вот виниловые пластинки на первом этаже завода, когда-то выпускавшего катушечные магнитофоны «Юпитер»: потом стало известно, что он вроде бы еще и на оборонку работал. Пластинки — раритет. Подносим дозиметр — 400 мкР/час и выше. В восемь раз больше предельно допустимых 50 микрорентген. Нет, не стоит думать, что повсюду так фонит. На самом деле в той же Припяти фон очень разный. Порой и вовсе ниже природного, кое-где удалось замерить даже 8 микрорентген. Просто эти пластинки, видимо, попали в особо серьезную переделку. Правда, не в такую, как ковш, остав­шийся от какого-то экскаватора. Говорят, он работал на самой ЧАЭС сразу после катастрофы. Дозиметр среагировал на него, показав свыше 900 мкР/час.

В школе, где на одном из этажей с потолка почему-то капала вода и директором которой наш гид никогда, разумеется, не был, тоже все лежит на своих местах. Кукла на разбитом пианино, маленькая детская чешка на полу. Нетронутым остается и кладбище противогазов: ими буквально устлан пол просторного помещения — то ли бывшей столовой, то ли спортзала. В этих руинах сложно разобраться. Но наш гид, как настоящий сталкер, уверенно вел за собой по проторенному для туристов маршруту.

Здание милиции. Надо же, сколько свободных камер. Черный юмор включается как защитное реле: слишком уж жестока реальность. За зданием милиции и даже на крыше одноэтажной пристройки валяется множество ржавых автомобильных останков. В то время когда местное население эвакуировалось, милиция продолжала работать. И люди оставляли свое добро в надежде, что под ее присмотром оно сохранится в неприкосновенности. В них жила надежда вернуться. Как символ утраченных иллюзий, за воротами покинутого милиционерами здания растет шиповник. Плоды прошлого года почернели и сморщились — никому не нужный отравленный урожай.

Добро пожаловать в Чернобыль!

Наш гид не погрешил против истины, сказав, что от экскурсий здесь отбоя нет. Еще в Дитятках нас догнал микроавтобус с туристами из Англии и Гонконга. С ними мы потом не раз пересекались в течение дня. В Чернобыле, у площадки, где выставлена техника, работавшая на ликвидации последствий катастрофы на АЭС, вообще толпилась масса народа с фото- и видеокамерами.

А когда приехали в Чернобыль-2, по его территории уже бродили туристы из Польши. Этот когда-то сверхсекретный военный объект интересен уникальными для своего времени радиолокаторами. С их помощью СССР мог отслеживать запуски баллистических ракет с территорий стран, находящихся за железным занавесом.

Высота конструкций, сказал наш проводник, 152 метра. И тут же припомнил очередную историю. Была, с его слов, одна туристка, которая слезно молила разрешить ей взобраться на самый верх. Будучи ранее тучной, призналась, что специально для этого восхождения похудела чуть ли не на 30 килограммов. Ей разрешили. И ничего, взобралась. Все лестницы примерно за час преодолела.

Туриндустрия в Чернобыле работает по принципу «все включено». Запретных зон, по сути, нет. Вам покажут не только легендарный Рыжий лес, попавший под первый и самый мощный выброс радиации, но еще и к черному кусту подведут — летом там дозиметр до 2000 мкР/ч показывает. Увидите вы и ржавые баржи в речном порту Припяти, на которых возили песок, чтобы тушить пожар в полыхающем реакторе. Приближаться к их полузатонувшим остовам до сих пор не рекомендуется. В том же порту на приколе стоит и по сей день действующее плавсред­ство — белый катерок под названием «Сталкер».

Кормление сомов, обитающих в обводном канале ЧАЭС, — это вообще отдельная церемония. Кстати, существа они абсолютно избалованные. Порой и вовсе не реагируют на куски хлеба, которые туристы и персонал станции постоянно бросают с моста через искусственный водоем, где сомы обитают.

А персонала на станции около трех тысяч человек. Не сказать, чтобы ЧАЭС напоминала муравейник, но работа на ее главной стройплощадке кипит. Вблизи саркофага возводится новый конфайнмент. Арка высотой 108 метров накроет его, сделав объект «Укрытие» экологически безопасным. Строит сооружение международный консорциум NOVARKA, в который входят две французские компании. Срок службы защитного объекта рассчитан на 100 лет.

Внешне на ЧАЭС все абсолютно буднично. Каждый спокойно делает свое дело, зарабатывая в среднем тысячу долларов и не кивая на радиационный фон. На смотровой площадке рядом с «Укрытием» дозиметр показал чуть больше 150 мкР/ч. Но тут со стороны саркофага подул ветер, и цифры запрыгали — 400, 500, 600 микрорентген… Мы сели в микроавтобус и уехали, а люди в спецовках с логотипом международного консорциума на спине остались достраивать конфайнмент. Планируется, что его строительство завершится в 2015 году.

Зона людей

Чернобыль — город контрастов. Живое и мертвое здесь соседствуют самым удивительным образом. Полуразрушенные, без всяких видов на будущее строения, сквозь которые буквально прорастает дикая природа, и аккуратные административные здания, за окнами которых слышны голоса. Здесь люди работают и живут. Первые, отработав четыре дня, уезжают на выходные. А вторые хлопочут по хозяйству, как будто и не было никакой катастрофы.

Одной из местных жительниц, которую все зовут просто Дементьевна, глубоко за семьдесят. Когда мы подъехали к ее дому, она как раз сажала картошку. Сухонькая и сгорбленная, Дементьевна тем не менее ловко управлялась с лопатой. Здесь что ни обитатель, то персонаж. В Чернобыле, если верить нашему гиду, живут 60 человек. Те, кто вернулся в свои собственные дома, очень не любят, когда их называют самоселами. В окрестных деревнях тоже есть жители: где пять человек проживают, где два. А женщина, одиноко живущая в брошенной деревне, — местная достопримечательность.

В гости к этим людям с пустыми руками приезжать не принято. Вот туристы и везут колбасу, макароны, прочую снедь. Все это можно купить в чернобыльском магазине, поэтому вместо еды можно оставлять гривны. Ну а поскольку экскурсии здесь поставлены на поток, гостинцы для местных жителей, видимо, не редкость.

Есть в Чернобыле церковь. Там находятся привезенные после катастрофы из Киевской лавры мощи четырех святых. Есть в Чернобыле парк. В нем изумительно громко поют птицы. В парке мы и повстречали Леонида, местного художника. Здесь все зовут его моменталистом — портреты, говорят, пишет за считанные минуты. В его голубых глазах прячется знание: сюда на работу художник приезжает из Киева 27 лет кряду, и у Чернобыля нет от него тайн.

Радиация. одна на всех

Ежегодно 26 апреля, сказал наш проводник, в Чернобыль наведываются большие люди из Киева. Они собираются в парке, где есть как воинские захоронения, так и памятные знаки, посвященные героям-чернобыльцам, и вспоминают о скорбной дате. Художник Леонид, с которым мы познакомились в этом парке Славы, в преддверии очередного митинга подкрашивал белой краской имена на мемориальных плитах. Женщина, помогавшая ему, узнав, что мы из Беларуси, стала спрашивать, а все ли спокойно на белорусско-украинской границе, как будто там и в самом деле по каким-то причинам мог появиться предполагаемый противник.

Почему-то вспомнились дзоты, оборудованные на украинской стороне. А еще подумалось: когда обрушился Чернобыль, такой актуальный сегодня национальный вопрос и в голову никому не приходил. Была общая беда и те, кто с этой бедой сражался.

По дорогое на ЧАЭС в местечке Красятичи мы видели мемориальный комплекс с часовней. Там на гранитных плитах имена украинских пожарных, чьи жизни сгорели в чернобыльском пекле. А на Гомельщине, под Хойниками, есть законсервированный объект. Раньше это был пункт санитарной обработки — ПУСО. Несколько лет назад «ГП» побывала там вместе с генеральным директором РУП «Гомельэнерго» Александром Петухом, в то время еще возглавлявшим Речицкие электросети. Он рассказал, что через ПУСО под Хойниками шла единственная дорога из Минска на Чернобыль. Здесь мыли технику, возвращавшуюся из зоны интенсивного радиоактивного загрязнения. Заместитель министра обороны СССР генерал армии Герой Советского Союза Владимир Говоров, назначенный начальником Гражданской обороны СССР, однажды прилетел туда на вертолете. Похвалил белорусов, сказав, какие они молодцы.

ПУСО под Хойниками, наряду с другими службами, обслуживала бригада слесарей Речицких электросетей. Как рассказал Александр Петух, шестеро человек из семи умерли в течение трех лет с момента ввода объекта в эксплуатацию. А в Брагинском районе он показал место дислокации 28-го Уральского полка химической защиты. Его солдаты, еще мальчишки, по сути, занимались дезактивацией и на территории Гомельщины, и на самой ЧАЭС. Радиация тогда была одна на всех. Кто бы мог подумать, что пройдет время и политики возьмут на вооружение такой термин, как «русскоязычное население».

С этими мыслями обратная дорога почему-то показалась короче. Украинская граница, потом наша, а за ней указатель — Республика Беларусь, Гомельская область. Как хорошо возвращаться домой.