Вход / Регистрация
22.12.2024, 15:25
Ожившие вещи
Рукотворные предметы, которые нас окружают и которыми мы пользуемся, неодушевленные, не живые и все это понимают. Автомобили, одежда, мебель, посуда. Однако есть мнение, что хотя вещи не живые, они могут накапливать в себе как положительную так и отрицательную энергию, и иногда эта энергия проявляет себя разными способами.
Ниже представлены рассказы людей, которые столкнулись с необычным поведением неодушевленных предметов, так, словно бы у тех было собственное сознание.
Вера Климова, машинистка
- Я на одной и той же пишущей машинке работала пятнадцать лет. Привыкла к ней, как к частице самой себя. И стоит кому-либо в мое отсутствие «постучать» на ней, я узнаю об этом сразу же, сделав буквально несколько ударов по клавишам.
Как? Не знаю, но буквально ощущаю, что моя машинка побывала под чужими руками; она мне об этом «рассказывает»...
Как-то иначе себя ведет, у нее другой звук, другая мягкость при движении каретки, другая упругость клавишей, от нее как будто веет другим духом. А проходит какое-то время, она «приходит» в себя и становится снова только моей, привычной, даже — родной.
Юрий Башмет, музыкант
- Мой альт — старый, хороший инструмент — живое существо. У меня есть двойной футляр, в котором я в поездках вожу не только альт, но и скрипку. Так вот, альту это не нравится. Он несколько дней на меня обижается за это, я это ощущаю и по звучанию и руками и еще как-то необъяснимо.
Лаврентий Рожков, программист
- У меня с компьютером сложились довольно интересные отношения. Стоит мне даже недолго поработать на другом, стоящем в том же кабинете или в совершенно другом, он об этом каким-то образом узнает и... ревнует, дает мне об этом понять: едва заметно капризничает, работает чуть медленнее, как бы неохотно, намекает на то, что может дать сбой или ошибиться.
Мне приходится с ним мысленно разговаривать приблизительно так: «Ну ладно, дружище, прости, я тебя люблю больше других; работать на другом пришлось просто по необходимости...» И это его успокаивает, он меня «прощает» и дальше работает, как обычно, прекрасно.
Виталий Колдунов, офицер запаса
- Моей «Волге» уже более двадцати лет, старенькая, битая, перебранная мною уже с сотню раз до винтика. Ее бы уже пора и на свалку, но другой нет, а эта бегает помаленьку. И вот что интересно: сажусь за руль в хорошем настроении — и она ведет себя как-то бодро, весело, легко и быстро слушается меня, порой даже, как мне кажется, реагирует на дорожную ситуацию пли на мое желание раньше, чем я начинаю переключаться или рулить, угадывает мои намерения.
Но стоит мне сесть за руль в дурном настроении или оно испортится у меня уже в дороге, как моя «старушка» тут же ощущает это и ведет себя под стать мне: занудствует, капризничает, а то и вовсе возьмет и заглохнет совершенно без технических причин. Я даже не пытаюсь ее ремонтировать; просто посижу, помолчу, успокоюсь, послушаю веселую музыку (за это время и она успокоится), включаю зажигание, и она заводится мгновенно, едем дальше. Она прекрасно реагирует на мое состояние, и в этом уже давно не сомневаюсь.
Сергей Логвиненко, водитель автобуса
- У меня с телевизором не сложились отношения буквально с первых дней в нашей семье. Во-первых, я вообще был против этого чертова ящика в квартире.
Во-вторых, купила его жена, и я уже увидел его и не обрадовался, но стерпел. В-третьих, как-то был дома один, включил его, а он поработал минут десять нормально, потом вдруг зарябил, замелькал... Я подошел и, «как учили», грохнул -по нему кулаком. Он вообще отключился.
Я его в сердцах матом угостил, выключил. Пришла жена. Я ей ничего не сказал. Она включила его — заработал! Прекрасно заработал! И при ней даже не мигнул ни разу. Только она вышла на кухню — отключился. Я к жене, говорю: «Купила хлам — не работает».
Вернулись в гостиную, жена ему говорит: «Ну что, мой хороший, что с тобой?» Щелкнула, включила, заработал. И вот так он себя ведет уже десять лет: меня терпеть не может и не скрывает этого, а жену мою — любит и при ней работает, как новый, сволочь.
Иван Задорожный, полковник в отставке
- Не знаю, как «вообще», но у меня в частности был случай, который не выходит из памяти по сей день, хотя минуло уже более четверти века. Я тогда служил летчиком первого класса, офицером. К нам в часть пришли новые машины «МиГ». Серийно испытанные, проверенные, но для нас — новые, поэтому мой вылет на нем был как бы испытательным.
Взлетел нормально, поманеврировал на малых высотах, на средних, вышел на близкую к пределу — все хорошо. Стал маневрировать, и — раз! Двигатель заглох. Запускаю — молчит. Второй раз — молчит. Третий — молчит! Мне уже командует руководитель полета: покинуть машину. А мне жалко: новенькая, первый вылет; я — ас и на глазах у всего полка грохну такую прелесть?
Запускаю в четвертый раз, все — падает. Мне катапультироваться — раз плюнуть. И тут я ей говорю: «Ну, голубушка, ну да-ва-ай! Я — спасусь, а ты-то, такая красивая, новенькая, сильная, тебе же летать и летать, чего ж гибнуть-то зря?! Ну, да-ва-ай! Спасемся вместе». И уже на свой страх и риск запускаю двигатель в последний раз. И — заработал!
Вывел я новенький «МиГ» из падения, выровнял, плавненько так посадил его... Вылез — мокрый, силы — на нуле, сознание — как во сне, а душа — поет! Потом писал, рассказывал, объяснял все, кроме того, как «уговорил» машину завестись, как убедил ее в том, что она хорошая и ей долгая жизнь суждена. И никому я ее уже не отдал, так на ней весь ее «жизненный путь» и пролетал, зная, что она меня тогда поняла, что мы с нею подружились навсегда.
Валентин Васильев, мастер спорта
- Я — мотогонщик, приходится гонять самые разные машины, привыкнуть к ним или узнать характер, приноровиться к нему или подчинить, как живого коня, порой не успеваешь. Но что я всегда успеваю, так это «огладить» своего железного коня и тихонько (чтобы другие моего голоса не слышали) уговорить его, как-то задобрить, что ли. Ну что говорю?
Похлопываю, поглаживаю, ощупываю и шепчу: «Привет, дружище, давай знакомиться; нам с тобой такое предстоит. Ты уж помоги мне, давай вместе сделаем это нелегкое дело. Я буду к тебе внимателен и заботлив, а ты уж не подведи меня...» Вот что-то такое и бормочу. Понимает ли? Ну совершенно точно я этого утверждать не могу, но втайне верю, что понимает.
Раньше, когда я этого не делал, случалось всякое, и высоких результатов я не добивался, а стал разговаривать — результаты сразу выросли и происшествий стало меньше. Вот и думайте, как хотите, а я знаю, — меня моя машина понимает и помогает.
В. Н., Москва
- Я живу на двенадцатом этаже, но с первого на свой один никогда не езжу; если есть попутчики — все в порядке, еду. Один — никогда.
Дело в том, что наш лифт мне мстит. Мы въехали в этот дом, когда мне было 12 лет, и я в лифте шкодил: на стенках писал, стопорил двери, выламывал микрофоны, сжигал кнопки вызова и даже иногда мочился в кабине.
И вот однажды вошел в лифт, двери закрылись, а с места лифт не двинулся и не открылся. Меня из кабины шесть часов специалисты вызволяли и не могли понять, в чем причина, что заело.
Вытащили. Но я тогда еще не понял «намека», и на следующее утро поехал со своего этажа на первый. Застрял между двенадцатым и одиннадцатым опять на четыре часа.
Вызволили меня опять, и после этого полгода вообще в лифт не совался. Вошел с попутчиками, они на восьмом этаже вышли, я поехал дальше и опять застрял между одиннадцатым и двенадцатым.
Все, после этого случая я уже понял, что лифт мне мстит за все мои мальчишеские проделки над ним. Вот уже четыре года я домой и из дому хожу только пешком, опасаясь, что лифт меня еще не забыл и обязательно накажет, окажись я в кабине один.
Анна Федотова, домохозяйка
- Надо мной, может, кто и посмеется, а все же скажу: вот закручиваю осенью банки с огурцами, кабачками, морковью, помидорами (я много закручиваю, на две семьи) и всякий раз каждую баночку прямо в голос уговариваю: «Ну ты моя хорошая, ты ж моя красивая, ты ж моя новенькая, держись, не кисни, не открывайся, не изрывайся, до самой весны стой...»
Ласково так, беспрерывно и уговариваю, как молитву читаю. Если кто чем отвлечет, перестаю уговаривать-упрашивать, хоть все снова начинай — обязательно откроется, я такую банку — неуговоренную, поближе ставлю и в первую очередь открываю, раньше всех других. Уговоренные — держатся до весны, ничто в них не закисает, а те, что неуговоренные — обязательно хлопнут, я это уже сколько раз замечала. Понимают они просьбу или нет, не знаю, а вот факт могу подтвердить.
Элла Воскобойникова, контролер Сбербанка
- Ой, знаете, компьютеры — такая норовистая штука... Когда у нас в сберкассе установили первую машину, она была покладистая, терпеливая, сговорчивая. Но — «устарела», поставили новую марку. Но этот попался какой-то зануда. Лето, душновато всем, а он выдает на экран: «Мне жарко. Отдых пять минут»... А тут пенсионеры в очереди жужжат. Ждем. Нервничаем. Включился.
Через пару часов — то же самое. Жарко ему! Мы стали вслух переговариваться, возмущаться, так он стал «потеть» уже через час, то есть стал нам назло отдыхать. Мы уже — в бешенстве. Тогда этот мерзавец заявляет: «Профилактика — 2 часа!» Благо, уже минут за сорок до закрытия Сбербанка. Ну все операции прекратили, народ кое-как успокоили. А заведующей заявили: мы с этим типом работать не будем, меняй его. Сменили, у этого — нормальный характер, мы с ним дружим.
Ниже представлены рассказы людей, которые столкнулись с необычным поведением неодушевленных предметов, так, словно бы у тех было собственное сознание.
Вера Климова, машинистка
- Я на одной и той же пишущей машинке работала пятнадцать лет. Привыкла к ней, как к частице самой себя. И стоит кому-либо в мое отсутствие «постучать» на ней, я узнаю об этом сразу же, сделав буквально несколько ударов по клавишам.
Как? Не знаю, но буквально ощущаю, что моя машинка побывала под чужими руками; она мне об этом «рассказывает»...
Как-то иначе себя ведет, у нее другой звук, другая мягкость при движении каретки, другая упругость клавишей, от нее как будто веет другим духом. А проходит какое-то время, она «приходит» в себя и становится снова только моей, привычной, даже — родной.
Юрий Башмет, музыкант
- Мой альт — старый, хороший инструмент — живое существо. У меня есть двойной футляр, в котором я в поездках вожу не только альт, но и скрипку. Так вот, альту это не нравится. Он несколько дней на меня обижается за это, я это ощущаю и по звучанию и руками и еще как-то необъяснимо.
Лаврентий Рожков, программист
- У меня с компьютером сложились довольно интересные отношения. Стоит мне даже недолго поработать на другом, стоящем в том же кабинете или в совершенно другом, он об этом каким-то образом узнает и... ревнует, дает мне об этом понять: едва заметно капризничает, работает чуть медленнее, как бы неохотно, намекает на то, что может дать сбой или ошибиться.
Мне приходится с ним мысленно разговаривать приблизительно так: «Ну ладно, дружище, прости, я тебя люблю больше других; работать на другом пришлось просто по необходимости...» И это его успокаивает, он меня «прощает» и дальше работает, как обычно, прекрасно.
Виталий Колдунов, офицер запаса
- Моей «Волге» уже более двадцати лет, старенькая, битая, перебранная мною уже с сотню раз до винтика. Ее бы уже пора и на свалку, но другой нет, а эта бегает помаленьку. И вот что интересно: сажусь за руль в хорошем настроении — и она ведет себя как-то бодро, весело, легко и быстро слушается меня, порой даже, как мне кажется, реагирует на дорожную ситуацию пли на мое желание раньше, чем я начинаю переключаться или рулить, угадывает мои намерения.
Но стоит мне сесть за руль в дурном настроении или оно испортится у меня уже в дороге, как моя «старушка» тут же ощущает это и ведет себя под стать мне: занудствует, капризничает, а то и вовсе возьмет и заглохнет совершенно без технических причин. Я даже не пытаюсь ее ремонтировать; просто посижу, помолчу, успокоюсь, послушаю веселую музыку (за это время и она успокоится), включаю зажигание, и она заводится мгновенно, едем дальше. Она прекрасно реагирует на мое состояние, и в этом уже давно не сомневаюсь.
Сергей Логвиненко, водитель автобуса
- У меня с телевизором не сложились отношения буквально с первых дней в нашей семье. Во-первых, я вообще был против этого чертова ящика в квартире.
Во-вторых, купила его жена, и я уже увидел его и не обрадовался, но стерпел. В-третьих, как-то был дома один, включил его, а он поработал минут десять нормально, потом вдруг зарябил, замелькал... Я подошел и, «как учили», грохнул -по нему кулаком. Он вообще отключился.
Я его в сердцах матом угостил, выключил. Пришла жена. Я ей ничего не сказал. Она включила его — заработал! Прекрасно заработал! И при ней даже не мигнул ни разу. Только она вышла на кухню — отключился. Я к жене, говорю: «Купила хлам — не работает».
Вернулись в гостиную, жена ему говорит: «Ну что, мой хороший, что с тобой?» Щелкнула, включила, заработал. И вот так он себя ведет уже десять лет: меня терпеть не может и не скрывает этого, а жену мою — любит и при ней работает, как новый, сволочь.
Иван Задорожный, полковник в отставке
- Не знаю, как «вообще», но у меня в частности был случай, который не выходит из памяти по сей день, хотя минуло уже более четверти века. Я тогда служил летчиком первого класса, офицером. К нам в часть пришли новые машины «МиГ». Серийно испытанные, проверенные, но для нас — новые, поэтому мой вылет на нем был как бы испытательным.
Взлетел нормально, поманеврировал на малых высотах, на средних, вышел на близкую к пределу — все хорошо. Стал маневрировать, и — раз! Двигатель заглох. Запускаю — молчит. Второй раз — молчит. Третий — молчит! Мне уже командует руководитель полета: покинуть машину. А мне жалко: новенькая, первый вылет; я — ас и на глазах у всего полка грохну такую прелесть?
Запускаю в четвертый раз, все — падает. Мне катапультироваться — раз плюнуть. И тут я ей говорю: «Ну, голубушка, ну да-ва-ай! Я — спасусь, а ты-то, такая красивая, новенькая, сильная, тебе же летать и летать, чего ж гибнуть-то зря?! Ну, да-ва-ай! Спасемся вместе». И уже на свой страх и риск запускаю двигатель в последний раз. И — заработал!
Вывел я новенький «МиГ» из падения, выровнял, плавненько так посадил его... Вылез — мокрый, силы — на нуле, сознание — как во сне, а душа — поет! Потом писал, рассказывал, объяснял все, кроме того, как «уговорил» машину завестись, как убедил ее в том, что она хорошая и ей долгая жизнь суждена. И никому я ее уже не отдал, так на ней весь ее «жизненный путь» и пролетал, зная, что она меня тогда поняла, что мы с нею подружились навсегда.
Валентин Васильев, мастер спорта
- Я — мотогонщик, приходится гонять самые разные машины, привыкнуть к ним или узнать характер, приноровиться к нему или подчинить, как живого коня, порой не успеваешь. Но что я всегда успеваю, так это «огладить» своего железного коня и тихонько (чтобы другие моего голоса не слышали) уговорить его, как-то задобрить, что ли. Ну что говорю?
Похлопываю, поглаживаю, ощупываю и шепчу: «Привет, дружище, давай знакомиться; нам с тобой такое предстоит. Ты уж помоги мне, давай вместе сделаем это нелегкое дело. Я буду к тебе внимателен и заботлив, а ты уж не подведи меня...» Вот что-то такое и бормочу. Понимает ли? Ну совершенно точно я этого утверждать не могу, но втайне верю, что понимает.
Раньше, когда я этого не делал, случалось всякое, и высоких результатов я не добивался, а стал разговаривать — результаты сразу выросли и происшествий стало меньше. Вот и думайте, как хотите, а я знаю, — меня моя машина понимает и помогает.
В. Н., Москва
- Я живу на двенадцатом этаже, но с первого на свой один никогда не езжу; если есть попутчики — все в порядке, еду. Один — никогда.
Дело в том, что наш лифт мне мстит. Мы въехали в этот дом, когда мне было 12 лет, и я в лифте шкодил: на стенках писал, стопорил двери, выламывал микрофоны, сжигал кнопки вызова и даже иногда мочился в кабине.
И вот однажды вошел в лифт, двери закрылись, а с места лифт не двинулся и не открылся. Меня из кабины шесть часов специалисты вызволяли и не могли понять, в чем причина, что заело.
Вытащили. Но я тогда еще не понял «намека», и на следующее утро поехал со своего этажа на первый. Застрял между двенадцатым и одиннадцатым опять на четыре часа.
Вызволили меня опять, и после этого полгода вообще в лифт не совался. Вошел с попутчиками, они на восьмом этаже вышли, я поехал дальше и опять застрял между одиннадцатым и двенадцатым.
Все, после этого случая я уже понял, что лифт мне мстит за все мои мальчишеские проделки над ним. Вот уже четыре года я домой и из дому хожу только пешком, опасаясь, что лифт меня еще не забыл и обязательно накажет, окажись я в кабине один.
Анна Федотова, домохозяйка
- Надо мной, может, кто и посмеется, а все же скажу: вот закручиваю осенью банки с огурцами, кабачками, морковью, помидорами (я много закручиваю, на две семьи) и всякий раз каждую баночку прямо в голос уговариваю: «Ну ты моя хорошая, ты ж моя красивая, ты ж моя новенькая, держись, не кисни, не открывайся, не изрывайся, до самой весны стой...»
Ласково так, беспрерывно и уговариваю, как молитву читаю. Если кто чем отвлечет, перестаю уговаривать-упрашивать, хоть все снова начинай — обязательно откроется, я такую банку — неуговоренную, поближе ставлю и в первую очередь открываю, раньше всех других. Уговоренные — держатся до весны, ничто в них не закисает, а те, что неуговоренные — обязательно хлопнут, я это уже сколько раз замечала. Понимают они просьбу или нет, не знаю, а вот факт могу подтвердить.
Элла Воскобойникова, контролер Сбербанка
- Ой, знаете, компьютеры — такая норовистая штука... Когда у нас в сберкассе установили первую машину, она была покладистая, терпеливая, сговорчивая. Но — «устарела», поставили новую марку. Но этот попался какой-то зануда. Лето, душновато всем, а он выдает на экран: «Мне жарко. Отдых пять минут»... А тут пенсионеры в очереди жужжат. Ждем. Нервничаем. Включился.
Через пару часов — то же самое. Жарко ему! Мы стали вслух переговариваться, возмущаться, так он стал «потеть» уже через час, то есть стал нам назло отдыхать. Мы уже — в бешенстве. Тогда этот мерзавец заявляет: «Профилактика — 2 часа!» Благо, уже минут за сорок до закрытия Сбербанка. Ну все операции прекратили, народ кое-как успокоили. А заведующей заявили: мы с этим типом работать не будем, меняй его. Сменили, у этого — нормальный характер, мы с ним дружим.