Про смысл фильма «Аватар»

Самое распространённое мнение — «отличный фильм», что, к слову, особенно хорошо подтверждается сборами. Однако на это в загашнике у кое-кого имеется и возражение: «Аншлаг, вон, тоже собирает толпы телезрителей. Быдло, что же вы хотите. Зрелище для плебса». Навязчивое желание быть небыдлом и неплебсом вынуждает отринуть что угодно, если только оно понравилось широким массам. «Я не такой как все», фигли. «Мне это не нравится хотя бы уже потому, что нравится очень многим». Таким образом, второе самое распространённое мнение является следствием не фильма как такового, а отношения к нему граждан. Многомиллионной армии Не Таких Как Все что Аншлаг, что Аватар, что Майкл Джексон — без разницы. Если многим нравится, то заведомый отстой.

Первые два самых распространённых мнения не особо интересны для анализа. Первое по причине своей очевидности, а второе — по причине оторванности от, собственно, самого фильма. Чуть более интересно третье «фильм снят заради спецэффектов», обильно пересекающееся с «фильм — примитивная сказка». В точке пересечения уже есть что ловить.

Сказка, она обычно про чёткое разделение добра и зла. В фильме таковое есть не совсем, однако деление показано очевиднее, чем во многих других фильмах. Вызвано таковое, тем не менее, иными причинами, отличными от стремления раскрасить жизнь в чёрное и белое, ликвидировав полутона. Кой-чего тут для сказки нехарактерно и этого не заметить просто нельзя: в сказке предаёт своих строго отрицательный персонаж. Даже если до этого он вызывал некие симпатии, то после предательства всё стало очевидно: этот — гад. Ближе ко второй части этот гад умрёт трагически и в страшных муках. В «Аватаре» наблюдается иное: предаёт напротив тот, кто является главным положительным персонажем. И по очевидному замыслу создателей фильма отношение должно меняться антисказочно — наоборот после предательства зритель полностью встаёт на сторону героя, хотя ранее из-за принятой героем спец-миссии зритель колебался в его оценках.

Такой разрыв шаблона в сказке никак не мог пройти мимо думающей аудитории, от чего в ней закипело брожение и забродило кипение. Кое-кто сказал, будто фильм сделан для подрыва основ и слома всяческой морали. Другой заключил: фильм про то, как мужик Родину на бабу променял. Третий отметил, что предали преимущественно не землян, а конкретно американцев, но всё равно не комильфо, поскольку земляне нам по-любому ближе, чем какие-то синие гоминоиды. Наконец, некто четвёртый посетовал, что Камерон это нарочно, что одно дело синяя девка с формами, а совсем другое — хлюпающая коричневая жижа. Вот кабы герой с жижей встретился, посмотрели бы мы на него. Стал бы он Землю на такое променивать.

Четвёртый, надо отметить, ухватил самую суть, но сам того не понял, поэтому выводы сделал неверные. Герой не случайно сменял всё подряд на синих человековидных пандорианцев, а не на коричневые непонятные массы. Я больше скажу: на коричневые массы герой ничего бы и не сменял. Ибо фильм не про одни только спецэффекты, не про любовь к синим тётенькам и не про слом общественной морали.

Многие, глядя на тот или иной фильм, жалуются: «слишком много действия». Кажется, будто, если действия много, то фильм совсем даже неинтеллектуальный. Что в интеллектуальном фильме должно быть мало действия, а основную часть времени героям следует проводить пырясь в голубую даль с выражением глубокой печали на лице, или, что совсем хорошо, проводить время вообще за кадром. В кадре же должен десять минут демонстрироваться какой-нибудь стул в полумраке — такое неприменно раскроет все самые сокровенные идеи Бытия и Автора.

При этом театральная школа, восходящая к Станиславскому и многим другим занимательным персонажам, почему-то говорит о другом. Само собой, наиболее интеллектуальные зрители про всё это не читают — им и так ясно, чего и как должно быть в театре и кино за ради особо продвинутой интеллектуальности, однако школа таки говорит. Школа говорит, что герой раскрывается в первую очередь в его действиях. Именно по действиям зрителю понятны мысли и чувства героя, его характер, мотивы и всё такое. Поняв героев, зритель понимает и автора. Мысль автора выражена в совокупности действий героев, а не в стуле и полумраке.

Грамотный автор не формулирует все свои мысли прямым текстом в эпилоге, напротив, он помогает зрителю через поступки героев самостоятельно прийти к этим самым мыслям. Кричать направо и налево «тута вот про это» талантливому автору не надо, он отделывается общими формулировками: фильм про инопланетянцев и любовь. А иногда и сам до конца не понимает, про чего тута. Ибо за автора временами говорит его подсознание.

Итак, фильм с массой действий может не нести никакой мысли, кроме как «зацените, какую пальбу мы сумели отснять», а может и нести. Действие тут не показатель. Зато отличный показатель — отсутствие действия. Тут даже если мысли у автора и были, зритель разве что случайно их сможет угадать.

Так вот, хотя сам Кэмерон и его команда лично ничего про это не говорили, фильм про самоидентификацию и про определение, где свои, а где чужие. У Кэмерона вообще почти все фильмы про это. В «Терминаторе 2», например, мальчик находит в перепрограммированном роботе то, чего среди людей ему найти не удалось — папу. Люди мальчику, соответственно, в лучшем случае мамы, а папа ему — робот. За погонями и перестрелками «тупого американского боевика» незаметно, как это водится, всплывает мысель, которая режиссёру не даёт покоя настолько, что он эту мысель думает фильм за фильмом уже которое десятилетие. В фильме «Бездна» главгерой обнаруживает, что прозрачные глубоководные создания ему в ряде аспектов как-то ближе, чем отдельные представители человеков. В «Чужих» Рипли под конец зачистки неожиданно понимает, что даже в инопланетных адских монстрах есть понятные нам черты: детей они тоже выращивают. Правда, тут монстров всё равно приходится зачистить.

В «Аватаре» всё про то же: как понять, которые свои, а которые — чужие. Главгерой — землянин. И заодно военный. Если подходить формально, то для него свои — земляне и особенно военные земляне. Однако мы, если подвспомним, как на Земле дела обстоят, то довольно быстро выясним, что земляне всю свою историю весьма активно друг друга режут. А ещё вешают, жгут, взрывают, застреливают, травят и так далее. То страна на страну, то класс на класс, а то вообще подъезд на подъезд. С чего вдруг ситуация поменяется при выходе в космос — неясно. Европейцы, в частности, открыв для себя Америку, совсем даже не перестали друг друга резать, а напротив даже усилили накал страстей.

Формально герой — землянин, американец и военный. Но фактически все три группы не содержат для него строго своих. Свои с точки зрения Кэмерона совпадают не местом рождения и не профессией, а, скажем так, набором ментальных ценностей. Интуитивным чувством, как надо делать, а как не надо.

Некоторые, скажем, уверены, что русские должны быть друг за друга, что верно, и что ради друг за друга им стоит вырезать всех нерусских к ядрене фене, что уже неверно: русский — это, как и у других наций, не место рождения, а менталитет. Взгляд на «хорошо и плохо». Интуитивное чувство этого самого. Долгая история становления нации как-то так всё обернула, что у русских уже лет триста считается некомильфо вырезать кого попало за просто так. Это — важная черта русского менталитета. И предложение от неё отказаться — по сути, предложение перестать быть русскими. Тогда сразу возникает вопрос: а кому с кем сплачиваться-то? Если главное свойство группы исчезло, то и группы самой тоже уже нет.

Понятно, что есть и другие свойства. Но за ради «всех кругом вырезать» от большинства из них тоже придётся отказаться. Считай ты русских православными (или хотя бы наследниками православной культуры), считай ты их коллективистами, считай просто высоко духовными — всё это надо отринуть за ради самооправдания при геноциде всех вокруг.

Очевидно, от примыкания к синим инопланетянцам его материальное благосостояние не возросло: он, собственно, заполучил себе новое тело и любимую инопланетную тётеньку, а не денюжки, не новый плазменный телевизор и не бочку варенья. Однако даже новые тела — своё и тётенькино — не описывают весь спектр его мотиваций. Основные мотивации героя лежат как раз в той самой сфере: сфере понятий о добре и зле. Когда герой осознал, что не все земляне ему свои (поскольку те, кого он называл бы «своими», так поступать просто в принципе не могут) и, соответственно, не все инопланетянцы — чужие, ему ведь новые ноги предлагали как раз земляне (а когда с ногами, тут и тётеньки непременно у такого гарного хлопца образуются). Инопланетянцы же колебались, а не грохнуть ли его к чертям собачьим. То есть, выбор герой сделал, точнее, самоидентифицировался чисто за понятия. О деньгах речь вообще не шла (они как и ноги тоже скорее со стороны землян обещались), с тётенькой ещё не всё ясно было, пересадка в аватара навсегда даже в проекте не обсуждалась — только эти самые понятия.

И в этом его отличие от отрицательных предателей: герой не выбирал, где ему лучше в материальном плане. Он только осознал, которые тут свои. Осознал не с точки зрения сулимых благ, а с точки зрения поступков, с точки зрения соответствия своим интуитивным представлениям о моральных нормах. И с этой точки зрения предателем он оказался бы как раз, если бы остался с вырезавшими их военными. Понятно, что формально он всё равно предатель, но есть нюансы.

Положим, рождается некий немец в Германии где-то так в 1910-м. К 1933-му он уже подрастает и более-менее осознанно смотрит на его окружающее. И что же он видит? Он видит, как его «свои по рождению» сжигают неких «чужих» в топках холокоста. При этом круг чужих неуклонно расширяется. Его «свои» уже вторгаются к кому не попадя и жгут уже там, не взирая. Жгут детишек. Чужих, да, но детишек. Загоняют миллионы в концлагеря, морят их там голодом, а у трупов состригают волосы и вырывают золотые зубы. А временами даже и не у трупов. Зададимся вопросом, если этот немец откажется участвовать в данном занимательном процессе, будет ли он предателем? Формально будет: пошёл против своих. Но в более широком смысле — нет. Дело в том, что он не шёл против своих, он решал, которые тут свои, согласно собственной совести, а не формальным признакам и не по обещаниям благ. Те, которых сжигали, вряд ли что-то могли дать этому немцу. Дать могли как раз сжигавшие: золотишком с зубов поделиться, например. Отказался от «своих» он не за деньги. Отказался от них он, поскольку не мог идентифицировать себя своим среди поступающих так людей. Видится ли этот человек нам строго отрицательным? Есть мнение, нет.

Дальше больше. Немец-предатель не только отказался участвовать, но и встал на сторону «чужих». Начал препятствовать сожжению деревень, временами даже отстреливая поджигателей из числа «своих». Теперь, казалось бы, очевидно: точно предатель. Наших на ненаших променял. Однако сей обмен был, как бы это сказать, неравноценным. Немец променял достаток, чин и доминирующее положение на возможность самому загреметь в очередную топку. Кто-то скажет «ну и дурак тогда», однако слово «предатель» тут как-то не клеится. «Предатель» — традиционно тот, кто меняет духовное родство со своими на материальные блага от чужих. Такой, да, предатель. Грубо говоря, настоящий предатель предаёт слабого и бедного в пользу сильного и богатого. Ну или хотя бы меняет равного на равного, в надежде получить с новых «своих» гонорар покрупнее. Меняющий же сильного и богатого на слабого и бедного по велению совести, не знаю где как, а конкретно у нас называется «святым». Я, если что, атеист, однако культурный фон такой вот.

Если, кстати, вчитаться в жития разных там святых, то святость очень большой их доли неочевидна. Особенно неочевиден Николай Второй. Он не святой, правда, а страстотерпец, однако многим он вполне закономерно кажется не страстотерпцем, а законченным мудаком. И не смотря даже на всё это, термин «святой» всё ещё понимается правильно. Хоть церковь, по ходу, который год уже пытается собственноручно этот термин испохабить.

В фильме, как это принято у нации, у которой вера в бога даже на денюжках заявлена, тема святости тоже обыгрывается, хотя и не в христианском, а почти языческом контексте: герою подчиняется мега-адский-птеродактиль, который до этого все-то раза четыре кому-то подчинялся. Учитывая распространённое у синих инопланетянцев подконнекчивание своих мозгов в чужим, это свидетельствует: мозг у главгероя — какой надо.

Переселение же в тело автатара в фильме выступает в качестве воздаяния. Причём, воздаяния, скажем так, за поступки ещё более высокие, нежели это обычно ожидается в традиционных религиях: в них ведь за праведность воздаяние сулят заранее, до поступков. Главгерой «Аватара» особо свят как раз тем, что воздаяния ему никто не обещал, что поступал он так, как поступал, не надеясь ни на какие бонусы вообще. Сказочная справедливость, конечно, требовала его чем-то наградить, поэтому его наградили детям в назидание. По канве сюжета же это свершилось для проформы. Чтобы зритель не ушёл расстроенным.

Итак, примитивная сказка уже выглядит не особо примитивной, хотя и такого типа сюжеты тоже уже бывали. Однако они бывали реже, чем другие сюжеты, и вопрос ребром не ставили. Тут же давно обнаруженный вопрос вынесен на новый уровень — уровень ещё непривычный. Вопрос такой: докуда простирается формальное деление на «их» и «нас».

Сейчас поясню, о чём речь. Когда-то предки человека наверно ещё даже стайными животными не были. Потом, уже на стадии человекообразных обезьян, стаи появились. Малые, скажем так, стаи. Тогда для прачеловека стало характерно рассматривать не одного только себя, как главную и основную ценность, но и малые группы окружающих — семью, стаю, чуть позже, — после очеловечивания, — племя. Идентифицировать себя частью миллионов себе подобных у прачеловека не было эволюционных причин. По мере развития цивилизации, однако, граница возможной идентификации расширялась — до вождеств, царств, народов, наций и так далее. Когда группа «своих» перевалила за несколько десятков, то для человека уже не все свои были в равной мере были своими. Кто-то ему нравился больше, а кто-то меньше. После сотен и тысяч среди формально своих нарисовались вполне определённые группы реально чужих. Эпизодически, само собой, это бывало испокон веков, но в означенный момент это уже не просто «бывало», этого уже не могло не быть.

Таким образом, рост группы «своих» до неподвластным разуму размерам (разум вряд ли может представить себе миллион человек) вызывал сурьёзный вопрос: а где, собственно, черта? С хрена ли вон те не свои, если среди якобы своих куча законченных моральных уродов? Чем эти «свои» своее «чужих» по совокупности?

Свои, ясное дело, своее своей тенденцией к совпадению интересов и вообще взглядов на жизнь. В первую очередь на «хорошо и плохо». Ибо когда чел с несовпадающими взглядами живёт где-то за горами и морями — хрен бы с ним, а когда он в твоём подъезде (или ещё хуже, в квартире), то проблема в полное налицо. Поэтому со своими мы в среднем совпадаем, оттого и живём рядом, а чужие пусть живут где-то в другом месте. Ну а если они вдруг оказались по-соседству, не исключён конфликт с тяжкими телесными повреждениями и летальными исходами.

Расширение области множества своих не меняло положения вещей, но меняло пропорции. Если при десятке своих тупым козлом казался один, то при миллионе, уже не факт, что даже только сто тысяч будут козлами казаться. Не ровён час, козлов окажется полмиллиона, а то и тыщь семьсот. Но раз способа пересечься с их козлистостью нет, то и нормально вроде как. При этом среди чужих всё с большей вероятностью обнаруживаются более свои, чем те полмиллиона козлов из числа формально своих. Ну, скажем, «наш» вор как-то менее нам наш, чем «их» филолог. Чем наш вор, нам даже скорее более наш их вор: он ведь у них ворует, а наш — у нас.

В итоге имеем: чем ширше граница, тем она размытее. Уже сто лет назад она местами доросла до миллиардов человек разом, коих миллиардов триста лет назад ещё на всей Земле не водилось. А раз так, то Человек по ходу времени постоянно принимал в число своих тех, кто ранее казался заведомо чужим. Если в тёмном прошлом даже в соседней деревне проживали «чужие», то в светлом настоящем в цельной Европе все уже как бы «свои».

Тут надо понимать: процесс такой не потому что «в прошлом было всё круто, а теперь испортилось». Процесс сей, судя по многочисленным экспериментам, неизбежен. Ибо если ты блюдёшь чистоту крови в рамках своего племени, непреклонно прогоняя и гнобя «чужаков», то рано или поздно найдутся десяток племён, которые объединятся в вождество, а потом придут и тебе наваляют. При всей чистоте племенной крови в вашем районе и несомненном расовом превосходстве вашей крошечной общины, их тупо будет в десять раз больше.

С тех пор, как эволюция дала человеку возможность объединяться в большие сообщества, эволюционная стратегия объединения однозначно вышла в дамки. Прогресс особи уже не рулит, рулит эволюция и укрупнение общества.

Следующий логичный шаг который? Правильно. Следующий шаг — инопланетные цивилизации. Буде им обнаружиться, рано или поздно граница области доползёт и до них. С теми же самыми последствиями, как и раньше. Инопланетяне будут, само собой, по началу совсем чужими, но рано или позно контакты приведут либо к полному истреблению кого-то из контактёров, либо к расширению границы «своих» и дальше — на инопланетян.

Пример оного расширения, легко догадаться, в фильме как раз и показан. И «противоестественного» в действии не более, чем в рассмотрении как своих негров, поляков, калмыков или жителей ростовской области. В какой-то момент для, скажем, проживавших в московском регионе все они были заведомо чужими. Сейчас это как бы уже не особо так.

Многие, включая дорогого товарища dargot-а рассуждали так: главгерой впрягся за гоминоидов, а в это время детишки на Земле страдали без ценного анаптаниума. Корпорации, конечно, козлы, однако не впрягись герой, хоть что-то детишкам бы да перепало. Я на это отвечу: а вон тот немец, не помешай сожжению деревень, глядишь, немецким детишкам тоже бы лишнюю тонну хлебушка подкинул. А то и красной икры с маслицем вдобавок. Тут ведь как: в борьбе добра и зла (в рамках личных представлений любого человека) в любом случае кто-то пострадает. Поможешь злу — одни «добрые» огребут, поможешь «добру» — другие. И если не вмешиваться, то даже тогда кто-то из «добрых» огребёт. Весь вопрос в количествах. Грамотно сражаясь за свою версию добра ты обеспечишь, не исключено, люли со стороны «злых» минимальному количеству в твоём разумении «добрых».

Главгерой ведь не возненавидел землян. И синие инопланетянцы тоже прогнали далеко не всех и каждого. В планы главгероя не входило прокинуть детишек Земли. В его планах было не дать прокинуть инопланетянцев. Это вполне нормальная позиция: мало кому ведь придёт в голову кормить одних своих детишек, отнимая всю еду у других своих детишек. Да, отними ты еду у Васи и Пети, Коле с Машей, не исключено, гораздо больше достанется. Но затык в том, что твои — все четверо. И если вдруг придёт мега-рационализатор с предложением отнять всё у первых двух, дабы, после вычета его скромного гонорара, больше досталось другим двум, то огребёт скорее всего именно он сам.

Даже странно, что в девяностых произошло не так.

Главгерой уже идентифицировал инопланетян как своих. И они для него были вполне конкретными, в отличие от абстрактных детей Земли, которым что-то из сферического вакуума перепадёт. Зло творилось в отношении конкретных своих, и главгерой встал на борьбу со злом. Но не с планетой Земля, а с…

Вот тут, кстати, с кем? Кто главгад в примитивной сказке «Аватар»? Учёные и обслуга отпадают сразу, а раз так, то и земляне собирательным Главгадом тоже не являются. Военный? Похож. Но хоть финальное чукалово было как раз с ним, несколько раз подчёркивалось, что он лишь выполнял приказ. Из чувства долга и потому что привык. Причём, старался по возможности сделать так, чтобы жертв было минимум не только среди вверенных ему солдат, но и среди инопланетян тоже. Тогда корпоративный хрен, быть может? Но этот, хоть приказ и отдал, тоже постоянно говорил о минимизации жертв, чуть не плакал, когда инопланетян бомбили, и вообще клялся, что его заставили обстоятельства. Причём, не врал при этом. Его действительно заставили. Заставил Главгад.

Имя Главгада, к слову, мимолётом так, называется в самом начале фильма. Зрители об этом забывают, но осадочек остаётся: Главгад — «наша экономическая система» (о ней Главгерой говорит, когда объясняет, от чего ему не светят новые ноги). Точнее, не наша, а ихняя.

Хотя сейчас она и наша тоже. Ну чё, пацаны, готовы за наше впрячься?

Мотивацию корпоративного хрена определила именно она. Приказ военному отдала тоже она. Вообще всё происходящее в том виде, в котором оно происходило, опиралось на вот это самое, на экономическую систему. Когда инопланетянцы говорили про землян, принёсших с собой зло, они невольно намекали на это самое зло. Намекал на него и Главгерой, например, когда изрёк «Что мы можем им предложить взамен? Джинсы и кока-колу?». О чём он говорил? О системе ценностей, диктуемых окружающей средой. И неприятие этой системы ценностей, к слову, как раз и сыграло весьма нехилую роль в его самоидентификации. Зло ведь творилось лишь с молчаливого согласия каждого его творившего, а определяло всё это возведённое в культ стремление к Прибыли (и об этом тоже невзначай говорится — корпоративным хреном). У инопланетян же само такое понятие, сама такая идея отсутствовала. Более того, отсутствовали даже условия, в которых идея могла появиться. Они, да, дикари без производства и всё вот поэтому, но не спроста они показаны не грязными, вшивыми и больными, а здоровыми, довольными жизнью и с мега-коннектом. Общественная эволюция у них тоже шла, но отличным от землян путём. Благодаря, конечно, особенностям пандорской окружающей среды. Земляне не виноваты, что у них не было мега-коннектов, зато была рыночная экономика. Так распорядилась историческая неизбежность. Однако мысль об иных способах тоже была дарована землянам исторической неизбежностью. В том числе, Главгерою. И он, собственно, свой выбор сделал.

На этот иной способ тоже мимолётом неуклонно намекается. Более того, множество деталей иллюстрирует сей антагонизм: одним обществом декларируется приоритет индивида, но оные вынуждаются к поступкам против своей совести, другое же общество — позволяет и даже поощряет руководство собственными моральными установками, однако декларирует и даже воплощает коллективизм, причём не только в рамках этого общества, а всей планеты. Первое общество развито, второе — в зачаточной стадии пока что. Но Главгерою, — замечу, выросшему в первом обществе, — ближе второе.

В фильме, товарищи, не про возврат к природе, в фильме про переход к пусть ещё неразвитому, но иному обществу. Лучше соответствующему тому, что мы называем «порядочность».

Вот такая вот примитивно-деструктивная сказка.

Источник:  http://lex-kravetski.livejournal.com