Почему Америка оставляет за собой право первой применить ядерное оружие

В 1945 году Гарри Трумэн отдал приказ о первой атомной бомбардировке другой страны, а сегодня Барак Обама оставляет за собой право нанести следующий в мировой истории ядерный удар – как и все американские президенты после Трумэна. Очень странно, что высокопоставленные американские чиновники, отвечающие за внешнеполитический курс, посвятившие бо̀льшую часть последнего семидесятилетия попыткам контролировать распространение ядерного оружия, всё так же хотят, чтобы Вашингтон мог его использовать первым, если приспичит.

Даже президент Обама, сторонник запрета всего ядерного оружия, хочет обладать способностью сделать ядерный выстрел первым. Неудивительно, что Северная Корея, Иран и остальные с большим скептицизмом смотрят на усилия, направленные на то, чтобы заставить их отказаться от своих программ ядерного распространения.

Разумеется, со времён знаменитого декабрьского исследования 1945 года в журнале Fortune, согласно которому  22 процента американского общества высказались, что на Японию следовало сбросить намного больше атомных бомб, чем всего лишь две «заслуженные», американский пыл по атомному оружию угас. Однако, несмотря на то, что энтузиазм в отношении нанесения другим массовых разрушений пошёл на убыль, правительство и военные круги по-прежнему находились под очарованием этого оружия. И правда, идея ведения против Советской России или коммунистического Китая превентивной ядерной войны – то есть предполагающей нанесение по ним ударов до того, как они обзаведутся своими собственными бомбами – внимательно рассматривалась несколько лет, пока, наконец, не была отвергнута Дуайтом Эйзенхауэром в 1954 году.

Однако как раз в этом же году он отчётливо сформулировал доктрину «массированного возмездия» на любой акт агрессии. Таким образом, нападение обычных сил некоего агрессора теоретически становилось теперь поводом для ответного ядерного удара. Идея была в том, что такая угроза сохранит мир во всём мире. Однако вместо этого произошла вспышка иррегулярных войн и актов терроризма, и, как выразился Томас Шеллинг в своём классическом труде «Вооружения и влияние», политика массового возмездия «находилась в упадке почти с самого своего провозглашения».

И всё же, в головах стратегов НАТО, обеспокоенных тем, что русское численное превосходство в танках и авиации был слишком велико, чтобы пытаться его ликвидировать, версия концепции массового возмездия дожила до шестидесятых. И даже когда вооружённые силы Запада были укреплены, благодаря чему стала возможной обычная оборона, ядерный вариант оставался актуальным в форме привлекательного эвфемизма, «гибкого реагирования». Это означало, что НАТО постарается защититься, не прибегая к ядерному оружию, но если придётся, пустит его в ход. Каждое учение «Reforger» (сокр. от англ. «Возвращение войск в Германию») начиналось с конвенционной обороны, которая заканчивалась вызовом ядерных ударов.

Даже когда холодная война пошла на спад, а Красная Армия рассыпалась, США и НАТО неумолимо придерживались варианта, предполагающего использование ядерного оружия первыми. Теперь оно мыслилось лишь как крайнее средство, но по-прежнему оставалось на бумаге. И для НАТО оно остаётся сегодня инструментом альтернативной политики, хотя текущая позиция США ограничивает право первого ядерного удара лишь теми странами, которые не приняли на себя или не соблюдают обязательств, налагаемых Договором о нераспространении ядерного оружия – что по-прежнему оставляет значительную свободу для его применения первыми.

При всей непримиримости Америки в вопросе включения в свою политику концепции неприменения первыми, она была воспринята в других местах. В следующем году Пекин Пекин отметит 50 лет с момента объявления о своей политике неприменения ядерного оружия первым, Индия тоже заняла такую же позицию, как и (с меньшей убедительностью) Северная Корея. Россия долго придерживалась политики неприменения первой, но отказалась от неё 20 лет назад, когда после развала Советского Союза страна находилась в состоянии свободного падения. Десять лет назад Москва прояснила, что оставит за собой право применения первой лишь в случае массированного вторжения в Россию с использованием обычных вооружений. Главное здесь в том, что если бы была объявлена политика неприменения первыми, Соединённые Штаты оказались бы в очень хорошей компании.

Парадоксально, но страна, которая с наибольшей стойкостью сопротивляется отказу от неприменения ядерного оружия первой, США, больше всех бы выиграла от такой политики. Если бы между более традиционными военными операциями и ядерной войной существовал поведенческий барьер – то есть, если бы вооружённым силам на море, суше и в воздухе не пришлось бы беспокоиться об атомном нападении, то несравнимые американские стратегические преимущества получили бы настоящее закрепление. Военно-морское господство США над общими водами Мирового океана почти не имеет примеров в истории – как и доминирующее положение их ВВС среди других мировых держав. Крайне трудно представить себе ситуацию, при которой манёвры каких-либо конвенционных сил враждебной стороны создали бы смертельную опасность для американских сухопутных войск, развёрнутых даже на самых удалённых театрах войны.

Одно из основных возражений против принятия доктрины неприменения первым строится на том, что противник может поступить нечестно и ударить первым. В таком случае возникает простой вопрос, зачем врагу устраивать ядерный Пёрл-Харбор, какой бы не была объявленная им политика – применения первым или нет. И ответ один и тот же: угроза возмездия (взаимно гарантированного уничтожения) остаётся очень сильным средством сдерживания. Неприменение первым, однако, усиливает барьер между конвенционной и ядерной войной, оформляя эту позицию в качестве вопроса политики и этики.

И это происходит во многом так же, как работала Конвенция о запрещении химического оружия (КЗХ). С тех пор, как в 1997 году она вступила в силу, к ней присоединились практически все страны (на настоящий момент около 190 подписавших), и КЗХ стала движущей силой уничтожения почти трёх четвертей мировых запасов химического оружия. Аналогично, американское присоединение к доктрине неприменения первым могло бы вдохнуть новую жизнь, как в сокращение вооружений, так и в усилия по нераспространению. А для тех, кого тревожит поведение ядерной державы, декларирующей, но не осуществляющей на самом деле сокращений, политике неприменения, хотя она и может ускорить уменьшение запасов, необязательно доводить арсеналы до опасно низких уровней. Следовательно, способность «оторвать руку», как её назвал де Голль, можно сохранять настолько долго, насколько это необходимо для целей сдерживания.

В этом вопросе о доктрине неприменения первым, побуждающей к значительным сокращениям мировых ядерных арсеналов, нет никакой другой ощутимой выгоды. Чем меньше ядерного оружия, тем меньше вероятность попадания его в руки террористических сетей. Из-за проблемы взаимного гарантированного уничтожения ещё никогда не было «ядерного Наполеона», но если таковой и есть, он придёт из сети. В отличие от стран со своими постоянными географическими и демографическими центрами, рассредоточенную по миру сеть практически невозможно сделать целью для ответных ядерных ударов. Так что если, скажем у Аль-Каиды, оказалась бы даже горсть бомб, её принудительная мощь стала бы огромной, перевернув семь десятилетий стратегической мысли относительно полезности этого оружия.

В таком случае лучше, чтобы ведущие страны мира задали бы тон сейчас, отказавшись первыми использовать ядерное оружие, и, с новыми силами следовали бы этой декларации для уменьшения существующих запасов и предотвращения любого дальнейшего распространения возможно наихудшего оружия, вызванного к существованию умом человека.