Возможен ли разум без трудовой деятельности?

Достаточно посмотреть на курицу — и все становится очевидным. Есть кенгуру, тушканчики, вымершие динозавры, кенгуровые крысы и многие другие животные, которых никак нельзя назвать разумными, потому что двуногость никак не связана с интеллектом. Другое дело, что двуногость дает возможность освободить передние конечности. Для развития интеллекта это не то, чтобы необходимо, но может стимулировать его формирование. У нас есть осязание и прочие чувства, которые передаются в мозг, тем самым развивая его. Кроме того, и это очень важно, свободными конечностями можно делать орудия труда.

Тут уместен вопрос: возможен ли разум без трудовой деятельности? Дело в том, что мы знаем разумность лишь в одном варианте — нашем. И какие ее виды могут существовать еще, нам попросту неизвестно. Разумность пока появлялась только у тех, кто пользовался орудиями труда. Более того, чем больше этот кто-то использует трудовую деятельность, тем он разумнее. Если у слона есть хобот, которым он может что-то делать, естественно, ожидать, что он умнее, чем, к примеру, носорог, у которого подобного органа нет. То же самое в отношении наших ближайших родственников — шимпанзе, которые тоже могут что-то делать руками, а вот антилопы, например, не могут. Хотя размеры этих пар животных более-менее сопоставимы, уровень интеллекта у них разный.

Дельфины могут делать что-то ртом, как и новокаледонские вороны клювом. Но при помощи рта много орудий труда не сделаешь, поэтому их разумность заходит в тупик и дальше не развивается. Для появления разума должны быть некие предпосылки, должно совпасть множество обстоятельств: определенное питание, окружающая обстановка, сочетание хищников и конкурентов, общение с представителями своего же вида и т. д. И двуногость — просто очередное из таких условий, которое освобождает передние конечности для трудовой деятельности. И само по себе число ног здесь, кстати, не важно.

Если бы разум возникал на основе, например, насекомых, у которых шесть конечностей, они могли бы быть вполне себе четвероногими, а передними лапами делать орудия труда. То же самое было бы, если бы, допустим, позвоночные вышли на сушу, будучи не четвероногими, а шестиногими.

Кроме того, есть разница в том, о какой именно двуногости мы говорим, потому что двуногость человека и двуногость птицы — это совсем не одно и то же. У всех двуногих, кроме нас, позвоночник на самом деле расположен горизонтально (вертикальной может быть разве что шея, но спина все равно остается горизонтальной). Посмотрите на курицу или на тех же динозавров (в современной их реконструкции) — у них нет никакого прямохождения. Понятие двуногости и прямохождения — вовсе не синонимы. Ведь для того, чтобы перетаскивать с места на место те же орудия труда, хорошо бы быть вертикальным, а не наклонным, иначе получится попросту перевес и животное будет падать вперед.

Если говорить про еще один важный фактор — диету, то теоретически разум может развиться на любом рационе. Но это теоретически. На практике мы видим, что развился он у нас и развился в тот момент, когда мы стали по-настоящему всеядными. Пока австралопитеки ели по преимуществу только растительную пищу, не могло быть речи и о каком-то разуме. Всеядность важна потому, что она заставляет напрягать мозги. Ведь если существо всеядное, оно сегодня ест фрукты, завтра — насекомых, послезавтра — антилоп. И у него должны включаться разные программы поведения на разные случаи жизни. Если животное питается чем-то одним, у него есть единственная программа, как правило, врожденная (чтобы работала универсально). Взять хотя бы муравьеда, который только и умеет, что громить термитники и добывать муравьев, или колобуса, который питается исключительно листьями, и ничего больше ему в жизни не надо, или льва, который ловит антилопу, и кроме охоты на таких животных никакие другие навыки его не интересуют. В этом случае нет стимула для развития мозга — все уже определено и запрограммировано. А всеядному существу нужно постоянно что-то изобретать, чтобы добыть разные виды пищи.

Особенно это стало актуальным, когда наши предки стали всеядными именно в саванне, потому что там, с одной стороны, еды много, а с другой — она распределена по огромной территории. Надо постоянно ходить в разные места, добывая то одно, то другое. Необходимость это делать и была одним из главных толчков к появлению разумности.

Общительность, то есть социальность, — тоже важный фактор. Чем более социально животное, тем больше у него мозги и сложнее поведение, потому что общение предполагает множество нестандартных ситуаций, а значит, и повод развивать интеллект.

Разумность вообще связана с нетипичными ситуациями. Есть множество определений этого термина, но вот то, что мне нравится больше всего: разумность — это способность нестандартно реагировать на нестандартные раздражители, то есть каждый раз выдавать новый тип реакции, усваивать огромное количество самой разной информации и находить связи между, казалось бы, несвязанными вещами. Даже если речь идет о стандартной ситуации, разум иногда выдает на нее нестандартный ответ. В случае разумности нет никаких врожденных программ поведения, напротив, все программы приобретаемые, да еще к тому же перепрограммируются в течение жизни.

Кандидат биологических наук, доцент кафедры антропологии биологического факультета МГУ им. Ломоносова Станислав Дробышевский.