Климатический апокалипсис уже здесь

Фантастическая версия апокалипсиса всегда начинается с давно ожидаемого события — пуска ракеты, утечки вируса, нашествия зомби — и быстро переходит от полного краха в новое, стабильное состояние. Что-то происходит, а на утро вы уже катите скрипучую тележку из супермаркета среди брошенных Tesla, с обрезом наготове. Важно лишь событие: это крещение, огненный меч, отделяющий прошлое от настоящего, история происхождения будущего тебя. Однако катастрофическое глобальное изменение климата — это не событие, и мы его не ждем. Мы уже в этом живем. В августе 2018 года, в результате лесных пожаров и рекордной жары, впервые за всю историю треснул самый мощный и старейший лед в Северном Ледовитом океане, предвещая спираль смерти арктическим ледникам.

В сентябре 2018 года Генеральный секретарь Организации Объединенных Наций Антониу Гутерреш выступил с предупредительной речью: «Если мы не изменим курс к 2020 году, мы рискуем упустить момент, когда сможем избежать безудержного изменения климата». В последующие месяцы в США начались споры о том, строить ли стену на южной границе, чтобы не пускать беженцев из-за изменения климата; появились новости о том, что выбросы парниковых газов не уменьшаются, а растут; во Франции вспыхнуло восстание популистов, вызванное отказом на налог на бензин.

В первые дни 2019 года появились новые научные доклады о том, что мы, возможно, прошли точку невозврата. Одно из исследований, в частности, выявило, что аэрозоли в виде частиц могут иметь вдвое больший охлаждающий эффект, чем предполагалось ранее, а значит, глобальное потепление могло произойти быстрее, если бы не сдерживалось загрязнением воздуха. Другое показало, что таяние гренландского льда, возможно, прошло переломный момент и приведет к значительному повышению уровня океана в этом веке. Еще оно исследование показало, что Антарктида теряет в шесть раз больше ледяной массы, чем 40 лет назад. Еще одни рассказали, что в леднике Туэйтс в Антарктиде обнаружилась впадина размером с Манхэттен, что свидетельствует о катастрофическом коллапсе Западного Антарктического ледяного покрова, что может привести к повышению уровня океана на 2,5 метра уже через век.

В другом отчете описали, как экстремальные климатические явления, такие как засухи и тепловые волны, уменьшают способность почвы поглощать диоксид углерода — почти вдвое — и значит глобальное потепление не только усугубляет экстремальные погодные явления, но и они, в свою очередь, ускоряют глобальное потепление. Вечная мерзлота в Арктике значительно потеплела — на целый градус с 2007 по 2016 год. Уровень метана в атмосфере значительно вырос за последнее десятилетие.

Рост атмосферного метана настолько большой, что он фактически сведет на нет обязательства, принятые в Парижском климатическом соглашении. Даже если антропогенные выбросы углекислого газа будут ограничены, неожиданный и стабильный рост метана затмит весь прогресс, проделанный в ходе иных ограничений. Еще одно исследование показало, что ранние весенние дожди в Арктике, вызванные глобальным потеплением, увеличивают выбросы метана из вечной мерзлоты на 30%.

Между тем, океаны теплеют на 40% быстрее, чем считалось ранее, согласно недавним исследованиям. С учетом нынешних траекторий выбросов углерода и динамики обратной связи, вероятно, что глобальная температура поверхности будет на 2-3 градуса выше, чем в доиндустриальную эпоху, уже к 2050 году. Это также подтолкнет траекторию глобального климата Земли за пределы возможного для стабилизации силами людей. Есть мнение, что даже потепление в 1,5 градуса может привести к каскадному эффекту, который выведет Землю на путь «горячей парниковой Земли». И это с погрешностью в 0,2 градуса. И красную черту в 1,5 градуса мы можем пересечь не через 20 лет, не через 10 — а через 5 или 3.
 

Представьте, что сейчас 2050 год. Мне будет 72 года. Моей дочери будет 33. Широкие полосы ныне населенных береговых линий и экваториальных джунглей и пустынь, вероятно, станут необитаемыми: они либо окажутся под водой, либо станут слишком жаркими для жизни. Люди со всего мира, наверное, увидят бесчисленные локальные и региональные климатические катастрофы, переживут глобальные экономические потрясения и катастрофическое падение урожая, случайные акты агрессии со стороны голодающих граждан станут нормой, в результате чего сформируются новые репрессивные правительства как единственный способ взять все под контроль. В ответ на эту политическую, экологическую и экономическую нестабильность, разгневанное население вероятнее всего продаст свою свободу в обмен на гарантии безопасности, в то время как силы безопасности будут строить стены, а нации будут бороться за когда-то изобильные источники ресурсов вроде питьевой воды.

Если политические и социальные последствия глобального потепления будут хоть немного похожи на то, что происходило во время последнего серьезного климатического изменения, «маленького ледникового периода» 17 века, мы должны ожидать подобных и ужасных последствий в виде голода, эпидемий, войн. Историк Джеффри Паркер считает, что последствия вторичных эффектов глобального охлаждения на 1 градус, которое началось в 1650-х годах, привели к гибели трети населения планеты. Записи из некоторых частей Китая, Польши, Белоруссии и Германии говорят и о 50-процентной убыли.

Есть вероятность, что все будет еще хуже. По мнению лондонской Lloyd’s, которая в 2015 году заказала исследования по продовольственной безопасности, любой значительный шок для глобальной продовольственной системы «может привести к серьезным экономическим и политическим последствиям». Но поскольку климат Земли трансформируется в нечто, чего человеческая цивилизация никогда прежде не видела, мы должны реалистично ожидать не один шок, а целую череду таковых. И это при условии, что глобальное потепление будет происходить при текущих темпах, а не будет ускоряться нелинейно в результате каскадных последствий обратной связи.

Все это будет происходить день за днем, месяц за месяцем, год за годом. Наверняка будут «события» вроде тех, что мы наблюдали в последнее десятилетие — волны жары, массивные разрушительные ураганы, замедление важнейших атлантических потоков, политические изменения — гражданская война в Сирии, средиземноморский кризис беженцев, беспорядки во Франции и тому подобное. Но если только ядерной войны не случится, мы вряд ли увидим глобальное «событие», которое ознаменует переход, которого мы ждали, «узаконит» изменение климата и заставит нас изменить свой путь.

Следующие 30 лет, вероятно, будут напоминать медленную катастрофу настоящего: мы привыкнем к каждому новому потрясению, к новому шоку, новой «новой норме», пока в один прекрасный день не обнаружим себя в новой темной эпохе — если, конечно, мы еще в ней не оказались.

Это будет не тот апокалипсис, который вы видели в фильмах. Это будет не тот апокалипсис, к которому можно подготовиться или от которого спрятаться. Это будет не апокалипсис с началом и концом, после которого выжившие отстраивают новый мир. Это вообще будет не «событие», а новый мир, новая геологическая эпоха в истории Земли, в которой планета вполне может и не быть гостеприимной для двуногих Homo sapiens. Планета приближается — либо уже преодолела — к нескольким ключевым порогам, после которых условия, в которых люди нежились последние 10 000 лет, уже перестанут существовать.

Это не наше будущее — это наше настоящее: время трансформации и борьбы, за которым трудно увидеть четкий путь. Даже в самом лучшем случае — быстрой, радикальной, массовой трансформации энергетической системы, на которой зиждется мировая экономика (что повлечет за собой полную перестройку коллективной жизни человека), в сочетании с крупными инвестициями в технологии улавливания углерода, когда все это происходит под эгидой беспрецедентного глобального сотрудничества — проблемы и пороги, с которыми мы столкнемся, будут оказывать потрясающее давление на растущую популяцию людей.
 

Глобальное потепление невозможно правильно понимать или рассматривать отдельно. Даже если мы каким-то образом «решим» геополитические, военные и экономические трудности на пути к перестройке нашей глобальной энергетической системы, нам все еще придется разбираться с продолжающимся коллапсом биосферы, канцерогенными токсинами, которые мы разбросали по всему миру, закислением океанов, кризисом в промышленном сельском хозяйстве и перенаселением. Нет никакого реалистичного плана смягчить глобальное потепление, например, который не включал бы контроль над ростом населения — но что конкретно это значит? Контроль образования и рождения — хорошо, но что потом? Политика одного ребенка? Принудительные аборты? Эвтаназия? Нетрудно заметить, какие проблемы могли бы возникнуть в крайних случаях. Кроме того, климат Земли — это не термостат. Недостаточно будет просто выбросить углерод в атмосферу, повредив всю глобальную систему климата, а затем поставить это на паузу, как в видеоигре.

С нашей ситуацией трудно примириться психологически, философски и политически. Рациональное мышление меркнет перед таким апокалипсисом. Мы совершили прыжок веры в новый мир, и концептуальные и культурные рамки, которые мы разработали, чтобы осмыслить человеческое существование за последние 200 лет, кажутся совершенно неподходящими для того, чтобы справиться с этим переходом, не говоря уж о том, чтобы помочь нам адаптироваться на жаркой и хаотичной планете.

Наша жизнь строится вокруг понятий и ценностей, которым постоянно угрожает острая дилемма: либо мы радикально преобразуем коллективную жизнь людей, перестав пользоваться ископаемым топливом, либо, что более вероятно, изменение климата приведет нас к концу капиталистической цивилизации, использующей ископаемое топливо. Революция или крах — в любом случае, хорошая жизнь закончится. Подумайте обо всем, что мы принимаем как должное: постоянный экономический рост; бесконечный технологический и нравственный прогресс; мировой рынок, способный быстро удовлетворять все возможные желания людей; легкие путешествия на большие дистанции;  регулярные поездки в другие страны; сельскохозяйственное изобили; изобилие синтетических материалов для создания дешевых, качественных потребительских товаров; кондиционеры; сохранение дикой природы; отдых на пляже; отдых в горах; горнолыжный спорт; кофе по утрам; вино перед сном; обучение детей; спасение от природных катаклизмов; чистая вода; свои дома, машины и земли; изобилие опыта, впечатлений и эмоций; свобода выбирать, где жить, кого любить, кем быть, во что верить; вера в то, что мы справимся с изменением климата. Всего этого может и не стать, если мы ничего не изменим.

Изменение климата неизбежно — это ясно. Но проблема остается за пределами нашего понимания, и любое реалистичное решение кажется невообразимым в наших нынешних концептуальных рамках. Хотя ситуация ужасная, подавляющая, неразрешимая и беспрецедентная по масштабу, она не лишена исторических аналогов. Далеко не первый раз группе людей приходится сталкиваться с несостоятельностью их концептуальной основы для навигации по реальности. Далеко не первый раз миру приходит конец.
 

Поэты, мыслители и ученые регулярно размышляют о культурной катастрофе. Древний шумерский эпос о Гильгамеше рассказывает о том, как люди пережили крах цивилизации, вызванный экологической трансформацией: Гильгамеш «вернул мудрость, что была до потопа». «Энеида» Вергилия рассказывает не только о падении Трои, но и о выживании троянцев. Несколько книг Торы рассказывают о том, как вавилонский царь Навуходоносор покорил иудейский народ, разрушил их храмы и изгнал их. Эта история дала последующим поколениям мощную модель культурной выносливости.

Одна историческая аналогия отличается особой силой: европейское завоевание и геноцид коренных народов Северной и Южной Америки. Вот здесь мир действительно закончился. Множество миров. Каждая цивилизация, каждое племя жили в своем собственном ощущении реальности — но все они увидели, как эти реальности рушатся, и были вынуждены бороться за культурную преемственность за пределами просто выживания. Эту борьбу поэт Джеральд Визенор назвал «выживательством».

Сегодня множество других «племен», или сообществ, пытаются совладать с бедностью, суицидом и безработицей. Но в этих «племенах» также рождаются поэты, историки, певцы, танцоры, мыслители. Смысл здесь не в том, чтобы найти очарование в близости к «природе» или в наивном стремлении вернуть ценности воинов-охотников, а в том, чтобы спросить, чем мы могли бы научиться у людей, которые пережили культурную и экологическую катастрофу.
 

Мы сталкиваемся с разрушением нашей концептуальной реальности. Катастрофические уровни глобального потепление на текущий момент пережить практически не получится, и они же могут привести к концу известной нам жизни.

Перед нами две отдельных проблемы. Первая: сможем ли мы совладать с худшими последствиями изменения климата и предотвратить вымирание людей, ограничив выбросы парникового газа и сократив уровень диоксида углерода в атмосфере. Вторая: сможем ли мы найти новый путь для жизни в мире, который мы сотворили.

Не совсем понятно, обладаем ли мы, современные люди, психологическими и душевными ресурсами, чтобы встретить эти проблемы. Исходы нашей борьбы тоже выглядят неочевидными. Успешный ответ угрозе выживания может вообще не иметь смысла, если мы сразу же не увидим существенные уменьшения глобальных выбросов углерода. Новейшие исследования говорят о том, что атмосферные уровни диоксида углерода порядка 1200 частей на миллион, которые нас ждут в следующем столетии, изменят атмосферу так, что облака, отражающие солнечный свет над субтропиками, рассеются, добавив еще 8 градусов Цельсия поверх 4 градусов, которые мы уже ожидаем к этому моменту. Настолько быстрое потепление — 12 градусов за 100 лет — приведет к таким большим экологическим потрясениям, что крупное теплокровное млекопитающее вроде Homo sapiens может и не выжить. Миллиарды умрут, если наш вид вообще останется способен существовать. История Земли полна вымерших видов. Мы сжигаем их останки, чтобы кататься на автомобилях. Почему наш должен быть исключением?

И все же, отсутствие хороших перспектив не освобождает нас от обязательства искать путь вперед. Наш апокалипсис происходит ежедневно, и наша самая большая задача — научиться жить с этой истиной, оставаясь при этом приверженными какой-то пока еще невообразимой форме будущего человеческого процветания — жить с отчаянной надежной. Мы должны продолжать. У нас нет выбора.