Эй, Америка, Иран — никакая не угроза номер один ("The Christian Science Monitor", США)
Сообщение Белого дома о предполагаемом заговоре иранцев с целью убийства посла Саудовской Аравии в Соединенных Штатах возобновило американские дебаты о том, сколь велика иранская угроза.
Задолго до того, как генеральный прокурор Холдер заявил о сорванной попытке покушения, два последних опроса Gallup показали, что американцы считают Иран врагом номер один. Он опережает две страны, в которых Америка ведет войну, опережает Китай, которому принадлежат облигации американского казначейства более чем на триллион долларов, опережает Пакистан, где был обнаружен Усама бен Ладен, опережает Йемен и Сомали, откуда родом исполнители ряда недавних терактов, и даже непредсказуемую, вооруженную до зубов Северную Корею.
История с покушением на убийство довольно туманна. США обвинили в заговоре двух лиц и спецподразделение Корпуса стражей исламской революции «Кодс». Неизвестно, насколько причастны к нему президент Махмуд Ахмадинежад или верховный лидер аятолла Хаменеи — и причастны ли они вообще.
Но начнем с того, что нам все-таки известно об угрозе, которую Иран представляет для Соединенных Штатов. Возможно, вы удивитесь, узнав, что она вовсе не так велика, как считает большинство американцев — и их политические лидеры.
В своем послании Конгрессу в 2002 году Джордж Буш причислил Иран к «оси зла». Рик Санторум (Rick Santorum) заявил на президентских дебатах республиканцев в Эймсе чуть больше месяца назад, что «каждый, полагающий, что Иран не представляет угрозы нашей стране или стабильности на Ближнем Востоке, по всей видимости, видит мир не очень четко». Но четкость не превалирует в расчетах Санторума и прочих. В докладе аналитического центра Eurasia Group «Крупнейшие риски» за 2011 год Иран помещен в категорию «Мнимые угрозы».
И нынешний фурор по поводу Ирана тоже вполне можно включить в эту категорию.
Конечно, Тегеран отрицает, что был в курсе предполагаемого заговора и, тем более, что имеет к нему отношение — а США пока еще не предъявили официальных обвинений задержанным. По всей видимости, официальные лица США, правительственные здания и мирные жители не были непосредственными мишенями в этой операции, однако возможная гибель гражданских лиц не смущала ее организаторов.
В любом случае, подобный заговор противоречил бы самым базовым политическим интересам Тегерана. Последнее, чего хотелось бы иранцам — это упрочить американо-саудовские отношения. Ряд экспертов указывает и на то, что предполагаемый заговор не соответствует сложившейся модели поведения Ирана. Бывший оперативный сотрудник резидентуры ЦРУ на Ближнем Востоке Роберт Бэр (Robert Baer) даже сказал, что это «для них абсолютно не характерно».
В более широком смысле, любую угрозу, исходящую из Ирана, можно разбить на три категории — прямую (военная/экономическая), стратегическую (противодействие интересам США в широком смысле) и идеологическую.
Иран так и не восстановил свой военный потенциал после ирано-иракской войны и занимает лишь 61-е место в мире по объему военных расходов. Что касается экономической угрозы, то Иран занимает 104-е место в мире по уровню ВВП на душу населения и вряд ли в скором времени составит конкуренцию Америке (11-е место).
Справедливо сказать, что Иран не нападет на США с применением обычного вооружения и не нанесет Америке экономического урона, но определенная угроза стратегическим интересам Вашингтона действительно существует.
Ядерная программа Ирана является стратегической, а не прямой угрозой. Несмотря на представления, ежегодно устраиваемые Ахмадинежадом в Генеральной Ассамблее ООН, иранское руководство рационально и вряд ли когда-нибудь применит ядерное оружие. Это означало бы, что Иран будет стерт с лица земли, а тегеранские лидеры — эксцентрики, но не самоубийцы. В сентябре Ахмадинежад предложил остановить обогащение урана на уровне 20 процентов (90 процентов считаются оружейной стадией), если Ирану будут гарантированы поставки топлива для медицинского исследовательского реактора.
Да, Ирану осталось совсем немного до того момента, когда он будет обладать достаточной технической компетентностью и материалами для того, чтобы быстро создать оружие. Но если Иран сумеет перейти эту отметку, он окажется в компании порядка сорока потенциальных ядерных держав. Если бы иранцы получили ядерное оружие, то Вашингтону следовало бы готовиться к демонстрации силы, а не к Армагеддону.
Кроме того, Соединенные Штаты тревожит тот факт, что Иран, получив ядерное оружие, сможет еще смелее поддерживать движения "Хезболла", ХАМАС и прочие террористические организации в регионе. Но превосходство Израиля в обычных вооружениях (он занимает шестое место в мире по расходам на оборону), его ядерный потенциал и неизменная поддержка со стороны Соединенных Штатов уравновесят любые крайности на этом фронте. Более того, и ХАМАС, и "Хезболла" пришли к власти путем выборов. Предоставляя им военную помощь, Иран не в состоянии диктовать условия в одностороннем порядке.
Премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху предупредил, что Иран спровоцирует гонку вооружений, но гонка вооружений на Ближнем Востоке началась в 1960-е годы, когда вооружался Израиль. С тех пор около десятка стран Ближнего Востока стремились обрести ядерный потенциал, но удалось это только Израилю. Ядерный Иран вполне может ускорить гонку вооружений, но его можно сдержать. Умело оказывая покровительство странам региона и продолжая поставлять обычные вооружения государствам Персидского залива, США могут отбить у других стран охоту участвовать в гонке.
Вторую стратегическую обеспокоенность вызывает иранское влияние в Ираке. Ирак вооружает шиитские военизированные группировки, что вселяет все большую тревогу с учетом постепенного вывода американских войск. Но Иран не хочет дестабилизации Ирака. Тегерану выгодно иметь под боком государство, управляемое шиитским большинством, и, хотя свести на нет иранское влияние вряд ли удастся, у Ирана региональные, а не глобальные амбиции.
Непосредственная и стратегическая угрозы непомерно раздуты. Остается идеологическая — но и она, по большому счету, является мнимой.
В общем и целом, многих американцев смущает идея теократического государства, а, конкретно, Исламской республики. Но большинство американцев в идеологии Ирана тревожит его отношение к Израилю, давнему союзнику США. Однако эта угроза является как раз идеологической и не означает реальных действий.
Иран и Израиль никогда непосредственно не воевали друг с другом. Хотя Иран оказывает поддержку движениям «Хезболла» и ХАМАС, Тегеран не командует этими организациями. Более того, в ирано-иракскую войну Израиль снабжал Иран оружием. Осуждение Тегераном Израиля за обращение с палестинцами — это прежде всего политическая платформа для регионального влияния Ирана. Иран охотно принимал израильскую помощь, когда это представляло для Тегерана непосредственный интерес.
Кроме того, в целом Ближний Восток не интересует иранская разновидность ислама. Иран, персидское шиитское государство, — меньшинство в регионе, преимущественно населенном арабами-суннитами. Иранская доктрина эффективно сдерживается. Но вашингтонские политики, продолжая лепить ярлыки на эту несговорчивую страну, раздули из мухи слона.