Чему экосистемы могли бы поучить еврозону.

11.11.11 Еврозона представляет собой сложную сетевую систему, подобную тем, что существуют в природе. Это придает ей свойства, которые редко рассматриваются экономистами, но которые могли бы помочь понять нынешний кризис. Предлагаем пересказ публикации на эту тему, появившуюся в журнале NewScientist.

Что такое сложная сеть?

Сложные сети состоят из многих взаимосвязанных компонентов, которые влияют на поведение друг друга. Изменение, порождённое одним элементом в другом, эхом откликается в первом. Пожалуй, самый известный пример такой системы — это взаимоотношения хищников и добычи. Семнадцать стран еврозоны подчинены точно таким же механизмам обратной связи.

Сложные сети регулируются балансом между отрицательной обратной связью (например, процентными ставками), которая оказывает стабилизирующее воздействие, и положительной обратной связью (например, самоусиливающимся подрывом доверия к рынкам), дестабилизирующей обстановку, отмечает физик Лен Фишер из Бристольского университета (Великобритания).

Как это помогает понять экономические кризисы?

При определённых обстоятельствах один из видов обратной связи может стать настолько сильным, что заставит систему измениться и ввергнуть её в иное состояние. Например, популяция животных может внезапно сократиться, а экономика — скатиться в рецессию.

Такие переломные моменты, как правило, непредсказуемы. Компьютерные модели способны показать, как может измениться система, но ведущие экономические журналы не принимают работы, основанные на компьютерном моделировании. «Большинство экономистов не занимается рассмотрением нелинейных эффектов», — подчёркивает Унси Биггс из Стокгольмского университета (Швеция).

Можно ли понять сложные системы настолько хорошо, чтобы их контролировать?

Может быть. На устойчивость системы (сопротивление переменам) влияют разнообразие компонентов сети, а также плотность и прочность их связей (подключений). Чем больше соединений, тем гибче система: если один из элементов подведёт, его работу выполнят другие. Но у любой гибкости есть предел. Как только пройден определённый порог, большое количество подключений делает систему менее устойчивой, поскольку одна неудача может вызвать каскадный эффект.

Фокус в том, чтобы найти правильный баланс. Одни исследования сложных систем посвященs поиску правильных подключений. Другие работы выявляют поведение, предсказывающее неминуемый крах.

Можно ли говорить о том, что сам факт объединения семнадцати валютных зон в одну, предрешил коллапс системы?

Да. Именно поэтому греческий долговой кризис стал кризисом всей еврозоны, хотя на Грецию приходится всего 2,5% ВВП еврозоны. Рост греческого долга привёл к стремительному падению доверия рынка к греческим государственным облигациям. А кредиторы Греции в основном находятся в еврозоне, поэтому рынки стали терять доверие и к другим слабым участникам еврозоны (например, к Италии).

Можно ли было избежать кризиса?

Пока не опубликованные исследования Янира Бар-Яма из Института сложных систем Новой Англии (США) показали, что инвесторы извлекали выгоду из снижения стоимости греческих государственных облигаций, и это вызвало кризис. Специалист подозревает, что очередь теперь за Италией. Если бы еврозона во главе с мощной Германией выпускала единые облигации, не позволяя это делать слабым экономикам, кризиса не случилось бы.

Германия отказалась от идеи еврооблигаций, чтобы не тащить на себе слабых. Г-н Бар-Ям считает, что это было очень опрометчивое решение. Биологические примеры показали, что, если сильный элемент системы хочет остаться в безопасности, он должен инвестировать в защиту слабых, как в муравейнике.

Если образование подключений настолько рискованно, зачем нужно евро?

Сложная сеть делает экономику более эффективной. Она также позволяет адаптироваться к проблемам: например, другим странам проще помочь Греции и вместе с ней выстроить новую оборону от дефолта.

Просто время от времени системе приходится приносить в жертву эффективность, дабы стать более стабильной (для этого надо обрезать подключения или платить за меры защиты). «У нас уже есть количественные, аналитические инструменты для этого», — говорит г-н Бар-Ям. Компьютерные модели могут показать, когда краткосрочные издержки, снижающие эффективность системы, могут быть оправданы в долгосрочной перспективе из-за повышения устойчивости системы.

Впрочем, некоторые связи, увы, имеют не столько экономическую, сколько политическую природу, и их практически невозможно обрезать. Г-н Биггс указывает, например, на сильную связь между еврозоной и США. Несомненно, дестабилизирующим фактором является присутствие в еврозоне таких мощных игроков, как Германия и Франция, на фоне более слабых экономик.

Почему экономисты отказываются это понимать?

Не все отказываются, некоторые уже начинают понимать, что несколько маленьких пожаров потушить проще, чем один большой.

Системное мышление дошло, например, до руководителей Банка международных расчётов (Швейцария), который определяет, каким капиталом должны обладать банки для обеспечения кредитов. Недавно он объявил, что соответствующие риски зависят не только от размера банков, но и от «взаимосвязанности, сложности и глобального масштаба». Поэтому с 2016 года 29 «системно важных банков» должны будут держать больше капитала под рукой из расчёта на каждый отданный взаймы доллар, чем менее важные банки, банкротство которых не приведёт к мировому кризису.

Увы, банковская сфера стала лучом в тёмном царстве еврозоны, власти которой пока не ставят коллективные интересы во главу угла.