Стоит ли преодолевать зловещую долину?

Человекоподобные роботы вызывают у нас сверхъестественный страх, психический механизм которого до конца не ясен. Возможно, мы помним, что перед нами не человек, отказываясь сочувствовать роботу.

Восемь лет назад Карл Макдорман задержался допоздна в Осакском университете и около часа ночи получил факс от коллеги с эссе на японском, написанным в конце 1970-х. Поскольку Макдорман занимался созданием гиперреалистичных андроидов, чтение оказалось чрезвычайно любопытным. Автор утверждал, что люди страшатся искусственных существ, слишком сильно похожих на человека. Этот феномен известен как «зловещая долина» (uncanny valley).

Макдорман и его товарищи на скорую руку перевели текст на английский, полагая, что он не выйдет за пределы круга специалистов по робототехнике. Но термин пошёл в народ. Например, с его помощью журналисты стали объяснять непопулярность киноблокбастера «Полярный экспресс» и человекоподобных роботов. Если бы можно было найти объяснение этому эффекту, Голливуд и робототехника смогли бы заработать миллионы долларов. Но когда исследователи начали изучать явление, ссылаясь на работу самого Макдормана, ничего не вышло. Психологический механизм «зловещей долины» остаётся нераскрытым до сих пор.

Чем сильнее робот или мультипликационный персонаж похож на человека, тем больше он нам нравится, но лишь до определённого момента.

Эссе было написано японским робототехником Масахиро Мори и называлось «Букими но тани» — «Долина ужаса». До Макдормана мало кто знал об этой теории за пределами Японии.

Первая работа самого Макдормана на эту тему была посвящена идее, предложенной Мори: мы чувствуем себя неуютно, потому что роботы, похожие на людей, кажутся мёртвыми и тем самым напоминают нам о нашей собственной смертности. Для проверки этой гипотезы Макдорман воспользовался так называемой теорией управления страхом, которая утверждает, что в основе нашего поведения в значительной мере лежит напоминание о смерти: например, оно заставляет нас более решительно цепляться за свои убеждения, в том числе религиозные. Макдорман просил добровольцев заполнить анкету с мировоззренческими вопросами после того, как показывал им фотографии человекоподобных роботов. Те участники, которые видели роботов, с бóльшим рвением защищали свои взгляды на мир, то есть андроиды и впрямь напоминали людям о смерти.

Но очевидно, что этого объяснения недостаточно. Могильный камень тоже напоминает нам о том, что мы смертны, но не вызывает сверхъестественного страха. Поэтому вскоре появились новые теории. Одни исследователи пытаются добраться до эволюционных корней этого чувства: мол, наши предки старались не спариваться с непривлекательными партнёрами. Другие утверждают, что посредством отвращения мы защищаемся от патогенов. Христиан Кейсерс из Гронингенского университета (Нидерланды) предлагает считать, что человекоподобное существо кажется нам больным, а раз оно к тому же очень похоже на нас, то велика вероятность подхватить от него что-то нехорошее.

Разумеется, ни та ни другая гипотеза не выдерживает критики. Вокруг много отвратительных и несимпатичных вещей, но они не вызывают у нас конкретного необъяснимого чувства, этой самой «зловещей долины». Например, нам прекрасно известно, что человек, чихающий в метро, способен нас заразить, но мы не испытываем сверхъестественного страха, спускаясь по эскалатору.

Какой-то просвет появился только в 2007 году, когда Тьерри Шаминад из Института передовых телекоммуникационных исследований (Япония) и его коллеги заглянули в мозг людей, наблюдавших изображения сгенерированных компьютером человекоподобных персонажей. Чем больше объект напоминал человека, тем сильнее была активность в той области мозга, которая отвечает за способность понять психическое состояние другого человека, играющую важную роль в эмпатии.

В 2011 году Айше Сайгин из Калифорнийского университета в Сан-Диего (США) и её коллеги провели похожий эксперимент. Добровольцам, лежавшим в томографе, показывали видеоролики, на которых механические роботы, люди и человекоподобные роботы (заранее было известно, что они вызывают тот самый страх) совершали одни и те же движения. При виде реалистичного андроида значительно увеличивалась активность в зрительных и двигательных центрах коры. Вероятно, мозгу приходилось дополнительно напрягаться, чтобы связать движения робота с внешним видом.

Предполагается, что в двигательных зонах коры находятся зеркальные нейроны, которые заточены под конкретные задачи и способны активироваться, когда мы видим, как кто-то другой выполняет аналогичную задачу. И есть сведения, что эти нейроны задействованы в эмпатии (эта гипотеза оспаривается). Возможно, жуткое чувство вызывается как раз той системой, которая связана со способностью чувствовать то, что чувствует другой. Внешний вид человекоподобного робота или нарисованного на компьютере персонажа в первую минуту говорит о том, что это человек, но в следующий момент его движения выдают в нём подделку. Вот тогда-то и возникает страх.

Эволюция сайклонов от тостера до Каприки иллюстрирует представления среднестатистического обывателя о развитии робототехники.

Следует отметить, что в своей статье Мори употребил неологизм «синвакан» как антоним понятию «сверхъестественно жуткий» (uncanny). Макдорман перевёл это словом «familiarity», которое отражает тот факт, что объект нам знаком; позже появился вариант «likeability» (способность понравиться). Сейчас г-н Макдорман полагает, что «синвакан» есть нечто вроде эмпатии. В июне прошлого года он опубликовал новый перевод, который, как он надеется, исправит недопонимание, возникшее у англоязычных исследователей «зловещей долины» вследствие неточного перевода 2005 года.

В когнитивной неврологии эмпатия часто подразделяется на три категории: познавательную, двигательную и эмоциональную. Познавательная (когнитивная) — это, по сути, способность понять другую точку зрения, понять, почему другой человек поступает тем или иным образом («социальные шахматы», по выражению Макдормана). Двигательная эмпатия — это способность имитировать движения (мимику, позы), а эмоциональная — попросту то, что мы называем сочувствием, способностью чувствовать то, что чувствуют другие. И г-н Макдорман сводит вопрос к тому, какая эмпатия подавляется при «зловещей долине».

Работая теперь в Университете штата Индиана (США), г-н Макдорман показывает добровольцам видео роботов, компьютерных персонажей и людей в разных ситуациях, от безобидных до опасных. Затем зрителей просят оценить степень счастья и несчастья героев роликов. Труднее всего оказывается определить эмоциональное состояние персонажей, попадающих в «зловещее ущелье». По-видимому, это означает, что в данном случае эмпатия подавляется. То есть на когнитивном и двигательном уровне всё нормально, а вот проявить сочувствие к таким персонажам мы не можем.

К любопытному и очень похожему результату пришли психологи Курт Грей из Университета Северной Каролины и Дэниэл Вегнер из Гарварда (США), которые путём опроса выяснили, что из всех потенциальных функций компьютеров и роботов будущего самый большой страх у людей вызывает их возможность чувствовать наши эмоции. Наверное, заключают исследователи, в человекоподобных роботах мы видим тень человеческого ума, в который нам никогда не проникнуть. Иными словами, дело не только в нашей неспособности сочувствовать жутким роботам и компьютерным персонажам, но и в том, что мы не можем, а они — могут!

Сочувствие предполагает, что тот, кому мы сопереживаем, обладает собственным «я». Следовательно, пока мы осознаём, что перед нами робот или виртуальный персонаж, а не человек, нам не выбраться из «зловещей долины», даже если когда-нибудь появятся роботы, внешне абсолютно идентичные человеку. Вспомните Каприку и других гуманоидных сайлонов из телесериала «Звёздный крейсер "Галактика"».

Возможно, Мори всё это прекрасно понимал. В одном интервью его спросили, верит ли он в то, что когда-нибудь человечество научится создавать роботов, находящихся по ту сторону «зловещей долины». «А зачем?» — был ответ.

Подготовлено по материалам NewScientist.