Пролог

Лев Александров стоял на коленях перед грубой металлической конструкцией, напоминающей не то артиллерийское орудие, не то телескоп викторианской эпохи. Это был его «эфирно-оптический осциллятор» — дитя безумной теории и гениальной инженерии. Сварные швы, латунные шестерни, хрустальные линзы, выточенные вручную, и паутина медных проводов, которая служила не для передачи тока, а для направления некоей иной энергии, которую Лев называл «эфириумом».

Когда-то, казалось, в другой жизни, он был перспективным сотрудником НИИ Космофизики. Но его идеи о механической природе мироздания, о резонансном восприятии эфира показались руководству смехотворными.

«Александров, вы живёте в прошлом веке! — говорил ему директор. — Ваши шестерёнки и рычаги никому не нужны. Будущее за квантовыми вычислениями и струнными теориями!»

Последней каплей стал отказ в финансировании его проекта. Лев ушёл, не дожидаясь увольнения. Он променял карьеру на свободу.

Теперь его миром была эта просторная, захламлённая мастерская в полуподвале старого дома, доставшаяся ему от деда-часовщика. Здесь не было начальства, грантовых комиссий и требований «соответствовать актуальной научной парадигме». Здесь был только он, металл и тайна, которую он был намерен разгадать.

Его теория была проста и еретична: существует эфир — тонкая энергетическая субстанция, пронизывающая всё. И её потоки, этой жизненной силы мироздания, можно уловить и визуализировать не с помощью хрупких и быстро устаревающих квантовых процессоров, а с помощью правильно настроенного резонансного механизма, основанного на вечных принципах механики. Его аппарат и был таким резонатором. Ключом к замку, о котором все забыли.

Глава 1: Сборочный цех Бога

В ночь, когда случилось это, над городом повисла неестественно густая тьма, поглотившая даже отблески уличных фонарей. Лев навёл свой аппарат в зенит, сквозь открытый купол своей мастерской. Пальцы, привыкшие к точной работе, дрогнули на мгновение, прежде чем щёлкнуть массивным латунным переключателем.

Маховики завертелись, издавая ровный, убаюкивающий гул, похожий на биение стального сердца. Хрустальные линзы замерцали изнутри тусклым, перламутровым светом — загорелся индикатор наличия эфириума.

И тогда случилось то, чего он ждал годы. Изображение в окуляре не просто сфокусировалось. Оно… провалилось. Слои реальности разошлись, как истлевшая ткань. Исчезли знакомые созвездия, исчезло чёрное безвоздушное пространство. Он видел не космос, а…

Лев ахнул, и звук застрял в горле. Он видел не бездну, а величайшее инженерное чудо, от которого перехватывало дух.

Прямо над ним, за тонкой, невидимой глазу плёнкой небосвода, простиралась гигантская механическая вселенная. Он видел рёбра жёсткости из тёмного, потускневшего металла, каждое из которых было размером с континент. Через всю эту конструкцию, уходя в бесконечную высь и глубину, проходили гигантские, в несколько витков, зубчатые рейки.

По ним, в совершенной, ужасающей тишине этого вакуума, катились колёса. Их размер не поддавался человеческому осознанию — каждое из них было величиной с саму планету Земля. Их спицы были массивными балками, способными раскрошить миры, а ободы — идеально отполированными до зеркального блеска.

От всего этого исходило мягкое, пульсирующее свечение — тот самый эфириум, магическая энергия, питающая механизм. Свет струился по металлу, как кровь по артериям, окутывая всё сияющим туманом.

Он повёл аппаратом ниже, к горизонту. И его взору открылась Земля. Но не шар, а… два выпуклых полушария, лежащих на массивной каменной плите-основании, как две половинки гигантского яблока. Они были неподвижны, и на их выпуклой поверхности он с потрясающей ясностью узнавал знакомые очертания Евразии, Америки и синеву океанов.

А над ними, на центральной оси, медленно вращался тот самый каркасный купол «неба». К его внутренней поверхности были прикреплены изумительно детализированные макеты планет, звёздных скоплений и туманностей из светящегося материала — идеальная иллюзия, колоссальный, божественный планетарий, чьё вращение и задавали те самые исполинские колёса.

— Бутафория… — прошептал Лев, и его сердце бешено заколотилось, пытаясь вырваться из груди. — Вселенная… это бутафория… Декорация…

Его взгляд, привыкший вычленять детали, упал на центральную ось. Там, между двумя «землями», он увидел сложное устройство, похожее на копну снопов из переплетённых металлических прутьев — энергетический коллектор. От него исходили сгустки энергии-эфириума, которые по прозрачным, светящимся изнутри «трубопроводам» передавались вниз, к поверхности миров.

Затем он увидел «сортировочную станцию». По бесконечной конвейерной ленте, плывущей в пустоте, двигались серебристые, идеально отполированные сферы. Возле них парили, отбрасывая мерцающие тени, величественные существа. Их тела были гуманоидными и облачены в струящиеся световые одеяния, но конечности — слишком длинными и гибкими. Из спины у них исходили две пары сияющих крыльев, сложенных из чистого света, а на трёхпалых руках ловко перемещались странные инструменты-сканеры, похожие на кристаллы. Они проверяли сферы с невозмутимым, внеземным спокойствием.

Одни сферы отправлялись по одним желобам, другие — по другим. Одни уходили вниз, другие поднимались выше, к сияющему ядру на вершине оси, и исчезали в ослепительном свете. Это был непрерывный, конвейерный Страшный Суд, механизм вечного суда и милосердия, управляемый крылатыми архангелами-механиками.

И тогда он увидел их. Между уровнями, огибая массивные опоры и избегая гигантских движущихся частей, скользили деревянные корабли. Они были похожи на каравеллы XV века — с высокой кормой и заострёнными носами, но вместо мачт на их палубах были установлены странные устройства: два вращающихся диска в носовой части, от которых к небольшой рубке управления тянулись пучки мерцающих кабелей.

Это были те самые корабли из Магонии, легендарного облачного царства, о котором писали средневековые хроники! Они не плавали по морю, а летали в этой гигантской полости, выполняя работу курьеров, мусорщиков или ремонтных бригад. На палубах некоторых он мог разглядеть фигуры в одеждах, напоминающих средневековые — камзолы и плащи, но с защитными очками на глазах. Они не были механизмами. Это были люди, или гуманоиды, очень похожие на людей. Они обслуживали механизм.

Это был не космос. Это был завод. Фабрика мироздания. И он, Лев Александров, инженер-неудачник, случайно подсмотрел в его сборочный цех.

Внезапно один из трёхпалых механиков у центральной оси остановился и… посмотрел прямо на него. Их взгляды встретились сквозь слои реальности. Существо не было враждебным. В его безликом сияющем «лице» не читалось никакой эмоции, лишь спокойное, профессиональное любопытство, словно техник-наладчик увидел новую, неучтённую деталь в работающем механизме.

Лев инстинктивно, с криком ужаса, отпрянул от окуляра. Связь прервалась. В окуляре снова мерцали обычные, далёкие и безразличные звёзды.

Он сидел на холодном бетонном полу мастерской, дрожа всем телом. Перед ним стоял его неуклюжий аппарат, тихо пощёлкивая остывающим металлом. Гул стих. В ушах стояла оглушительная тишина.

Он был единственным человеком на Земле, который знал правду. Правду о том, что люди живут внутри Часов Бога. И он был самым одиноким существом во всей Вселенной.