Как выучить 30 языков и не сойти с ума

Некоторые люди способны говорить на таком количестве языков, что в это почти невозможно поверить. Попытаемся разобраться в том, как им это удается, и понять, чему другие люди могут научиться у полиглотов.

В Берлине, сидя на залитом солнцем балконе, Тим Кили и Дэниел Краза ведут словесную перестрелку. Сначала, как пули, вылетают немецкие слова, потом на хинди, а там и непальские, польские, хорватские, китайские, тайские... В ходе разговора языки непринужденного перетекают один в другой. Эти двое перебрали в общей сложности 20 разных языков или около того!

Вернувшись с балкона в зал, я застаю там несколько небольших групп, участники которых соревнуются в скороговорках. Другие, разбившись по трое, готовятся к скорострельной игре, в ходе которой нужно одновременно переводить с двух языков. Все это выглядит как гарантированный рецепт мигрени, однако присутствующие абсолютно невозмутимы. «Для нас это обычное дело», — говорит мне женщина по имени Алиса.

Изучение даже одного иностранного языка может оказаться непростой задачей. В Берлине же я оказался на слете полиглотов, собравшем человек 350, которые говорят на многих языках, причем таких необычных, как, например, язык жителей острова Мэн, клингонский (язык инопланетян из сериала «Звездный путь»), саамский — язык народа кочевников-оленеводов Скандинавии. Среди собравшихся удивительно много «гиперглотов», способных, как Кили и Краза, говорить по меньшей мере на 10 языках.

Одним из самых выдающихся лингвистов, встреченных мною здесь, оказался Ричард Симкот. Он возглавляет команду полиглотов в компании под названием eModeration, которая занимается многоязычным менеджментом социальных сетей, и сам пользуется почти 30 языками.

С моими скромными познаниями в итальянском языке и рудиментарным датским, я чувствую себя как-то не в своей тарелке среди «гиперглотов». Но, как гласит народная мудрость, учиться нужно у лучших — и вот я здесь, чтобы постараться выведать их секреты.

Лекарство от слабоумия

Если учесть все сложные задачи для мозга, которые ставит перед нами изучение иностранного языка, не удивительно, что большинство из нас считает это делом, требующим значительной отдачи. У человека много различных систем памяти, и при изучении другого языка задействована каждая из них.

Есть так называемая процедурная память — это тонкое программирование мышц для совершенствования произношения. Есть декларативная память, т. е. способность запоминать факты (например, удержать в голове по меньшей мере 10 тыс. слов, если вы хотите приблизиться к беглости носителя языка, не говоря уже о грамматике). Более того, если вы не хотите звучать, как заикающийся робот, эти слова и словосочетания должны оказываться у вас на кончике языка в доли секунды. Это означает, что они должны быть запрограммированы в «эксплицитной» и «имплицитной» памяти. Первая хранит информацию, которую мы намеренно постарались запомнить, вторая содержит вещи, которые отложились бессознательно, непроизвольно.

Такие умственные упражнения приносят, однако, обильные плоды; как утверждается, это лучший из всех доступных способов тренировки мозга. Многочисленные исследования показали, что владение многими языками улучшает внимание и память, а также обеспечивает «когнитивный резерв», который задерживает развитие деменции — старческого слабоумия.

Изучая опыт иммигрантов, Эллен Бялысток из Йоркского университета в Канаде выяснила, что у тех из них, кто говорил на двух языках, деменцию диагностировали с задержкой на пять лет. Людям, знавшим три языка, такой диагноз ставился на 6,4 года позже, чем «монолигнвам». В то же время люди, бегло говорящие на четырех и более языках, могли похвастать девятью дополнительными годами здорового сознания.

Эти долгосрочные преимущества резко контрастируют с провалом большинства коммерческих игр, направленных на тренировку мозга, которые можно скачивать из интернета. В общем и целом они не способны обеспечить долгосрочное улучшение памяти и внимания.

До недавнего времени многие нейрофизиологи предполагали, что в большинстве случаев мы слишком стары, чтобы достичь беглости носителя в новом для себя языке. В соответствии с «гипотезой критического периода» существует узкое временное окно в детстве, когда мы способны усвоить все нюансы нового языка. Однако Бялысток на основании своих исследований утверждает, что это несколько преувеличено: вместо резкого спада, как она выяснила, с годами происходит совсем незначительное ослабление наших способностей.

Действительно, многие из тех «гиперглотов», с которыми я познакомился в Берлине, овладевали иностранными языками не в детском возрасте. Кили вырос во Флориде, в школе он тесно соприкасался с ребятами, для которых испанский был родным языком. Ребенком он настраивал свой радиоприемник на иностранные радиостанции, хотя и не мог понять ни слова. «Для меня это было как музыка», — говорит он. Став взрослым, он начал путешествовать по миру. Сначала отправился в Колумбию, где изучал французский, немецкий и португальский. Потом переехал в Швейцарию, затем в Восточную Европу, после чего отправился в Японию. Сейчас он свободно говорит по меньшей мере на 20 языках, и почти все из них выучил во взрослом возрасте. «Гипотеза критического периода — это полная чушь», — убежден он.

Возникает вопрос, каким образом полиглоты осваивают такое количество новых языков, и могут ли все прочие по крайней мере попытаться последовать их примеру. Это правда, конечно, что они могут быть все же куда более мотивированы, чем большинство людей. Многие полиглоты — такие же как Кили заядлые путешественники, которые, переезжая из страны в страну, по ходу дела усваивают новые языки. Иногда альтернатива такова: либо выплыть, либо утонуть.

Даже имея самые мощные стимулы, многие из нас с трудом говорят на другом языке. Тим Кили, который сейчас пишет книгу о «социальных, психологических и эмоциональных факторах многоязычия», скептически относится к тому, что дело тут в исходном уровне интеллекта. «Не думаю, что это существенный фактор, хотя при наличии аналитических способностей дело идет быстрее», — говорит он.

«Культурные хамелеоны»

Вместо того чтобы зацикливаться на уровне интеллекта, считает он, нам стоило бы вглядеться в глубины собственной индивидуальности. По теории Кили, когда мы начинаем изучение нового языка, это ведет к тому, что мы словно заново вырабатываем чувство собственной личности. Недаром лучшие лингвисты так легко перенимают новую идентичность. «Вы становитесь хамелеоном», — заключает Кили.

Психологи давно знают, что те слова, которые мы произносим, оставляют отпечаток на нашей личности. Согласно устоявшимся клише, французский язык делает вас романтичнее, а итальянский — более страстным. Но и в самом деле каждый язык начинает ассоциироваться с культурными нормами, которые влияют на манеру вашего поведения. Это может быть что-то совсем простое, например, вы можете отдавать предпочтение открытой доверчивости или тихой созерцательности. Важно то, что согласно различным исследованиям, многоязычные люди ведут себя по-разному — в зависимости от того, на каком языке они в этот момент говорят.

Разные языки вызывают в памяти разные воспоминания из вашей жизни. Это выяснил писатель Владимир Набоков, когда работал над своей автобиографией. Набоков, чьим родным языком был русский, начал писать воспоминания на своем втором языке — английском. Дело шло с «мучительным трудом»: его «память была настроена на один лад — музыкально недоговоренный русский, — а навязывался ей другой лад, английский и обстоятельный», написал Набоков в предисловии к русскому изданию книги «Другие берега».

Когда мемуары были наконец опубликованы, он решил перевести их на язык своего детства, но, как только потекли русские слова, он обнаружил, что воспоминания начали насыщаться новыми подробностями, а белые пятна стали заполняться и приобретать форму и содержание.

«Его русская версия отличалась настолько сильно, что он почувствовал необходимость, снова перевести ее на английский», — говорит Анета Павленко, профессор прикладной лингвистики из Университета Темпл в Филадельфии. В своей книге «Двуязычный разум» она исследует многие подобные эффекты. Что касается Набокова, то можно было подумать, что каждая из двух его сущностей — русская и английская — имела несколько другое прошлое.

Сопротивление процессу новой самоидентификации мешает вам как следует освоить другой язык, говорит Тим Кили, ныне профессор межкультурного менеджмента Университета Кюсю Сангё в городе Фукуока в Японии. Не так давно он провел исследование среди носителей китайского языка, изучающих японский, в ходе которого рассматривал «проницаемость» или «прозрачность» их эго. Он предлагал студентам оценить такие утверждения: «мне легко поставить себя на место другого человека и представить, что он чувствует» или «я могу производить впечатление на людей». Потом он задавал вопросы типа «может ли респондент изменить свое мнение, чтобы оно устраивало окружающих». Как он и предполагал, люди, которые показывали высокие результаты по этим показателям, быстрее добивались беглости в новом языке.

Как это объяснить? Хорошо известно, что если вы идентифицируете себя с кем-то, скорее всего, вы будете ему подражать. В процессе подражания степень овладения языком повышается практически без усилий. При этом приобретенная идентичность и связанные с ней воспоминания могут помочь вам не смешивать изучаемый язык с вашим родным благодаря созданию невральных барьеров между ними.

«В вашем мозгу должны существовать своего рода домики для каждого из языков и соответствующих культурных связей — для того чтобы языки оставались в активном состоянии и не смешивались друг с другом, — говорит Кили. — Дело не только в количестве времени, затраченном на изучение и использование языков. Главное — качество этого времени в смысле полученного в процессе эмоционального заряда».

И в самом деле, может быть, именно этим объясняется та легкость, с которой Кили переключается на любой из известных ему 20 языков.

Язык — это театр

Среди всех полиглотов лучше других этот принцип в действии способен демонстрировать Майкл Леви Харрис. Харрис, получивший актерское образование, также обладает продвинутым знанием 10 языков и неплохо понимает еще 12. Время от времени это создает для него определенные трудности. Как-то раз он наткнулся в интернете на объявление о встрече мальтийцев. Отправившись по адресу, где он рассчитывал встретить группу людей-выходцев с Мальты, он попал в комнату, полную дам средних лет с белыми домашними собачками — мальтийскими болонками. Это приключение он воспроизвел в недавно вышедшем короткометражном фильме «Гиперглот».

Когда мы встречаемся с ним в кафе неподалеку от Гилдхолской школы музыки и драматического искусства в Лондоне, он без малейших усилий переходит на весьма изысканное английское произношение (received pronunciation или RP — «стандартный английский» без региональных или социальных акцентов), несмотря на то, что он — уроженец Нью-Йорка. Одновременно меняется его манера держаться, он просто растворяется в новой личности. «Я вовсе не стараюсь сознательно изменить свой характер или собственную личность. Это происходит само по себе, но я знаю, что внезапно стал другим».

Важно и то, считает Харрис, что любой человек может научиться натягивать на себя шкуру другой культуры, а он готов дать несколько подсказок, исходя из своего актерского опыта, с чего нужно начинать.

Важный прием, говорит он, состоит в том, чтобы пытаться имитировать, не задумываюсь о том, как пишется слово. «Каждый может слушать и запоминать», — говорит он. Поначалу вы можете поймать себя на утрировании — так же, как это случается с актерами, когда они переигрывают, но это ключевая составляющая процесса. «В актерской игре вас на первых порах заносит, и тогда режиссер говорит, ну, хорошо, а теперь сбавь немного тон. То же самое вы делаете с языком».

Он советует обращать пристальное внимание на такие вещи, как выражение лица, поскольку оно может иметь ключевое значение для произнесения звуков. Если, например, при разговоре вы слегка надуваете губы, вы будете звучать чуть более «по-французски».

Наконец, говорит он, нужно постараться преодолеть смущение, связанное с тем, что вам приходится издавать «странные» звуки, например гортанные звуки арабского языка. «Вам следует понять, что в них нет ничего "иностранного" для нас. Например, когда вы испытываете отвращение, вы же можете издать звук отрыжки? Как только вы это признаете и разрешите своему подсознанию сделать то же самое в речи, вы сможете произнести непривычный звук».

Это может показаться глупостью, но смысл в том, чтобы помочь вам преодолеть свои природные запреты. «Речь идет об овладении языком — это то же самое, что должны делать актеры, чтобы зрители поверили, будто слова, которые они произносят — их собственные. Когда вы владеете словами, вы можете говорить с большей уверенностью, и тогда люди проникнутся к вам доверием».

Тем не менее, большинство сходится на том, что не стоит быть слишком амбициозным, особенно вначале. «Если можно выделить один-единственный фактор, который препятствует людям эффективно учить языки, — это ощущение того, что они должны подняться до уровня носителей языка. Над нами довлеет недостижимость этой цели, — говорит Анита Павленко из Университета Темпл. — Для меня же очень большое значение имеет свобода выражения — это поиск способа выразить себя наилучшим образом. В разговорной речи».

В соответствии с этими установками вы должны практиковаться понемногу и часто. Хотя бы по 15 минут четыре раза в день. «Я думаю, что аналогия с физическими упражнениями весьма уместна», — сказал Алекс Роулингс, который совместно с Ричардом Симкоттом разработал серию мастер-классов для полиглотов, в которых они учат участников своим приемам. Даже если вы слишком заняты или устали для серьезных занятий, разыграйте диалог или послушайте популярную песню на иностранном языке, и уже одно это будет полезно, говорит Симкотт.

В Соединенном Королевстве, Австралии, США легко можно прийти к мысли, что напрягаться ни к чему. На самом деле, пока я не встретил «гиперглотов» лицом к лицу, я все пытался понять, стоит ли их увлечение затрачиваемых на него усилий. Возможно, думал я, все дело во врожденном, хотя и не всегда заслуженном даре.

И все же те «гиперглоты», которых я встретил, проявляли искренний энтузиазм по поводу фантастических благ, которых можно добиться лишь полным погружением в другие языки. В их числе — возможность найти новых друзей и установить контакты, даже невзирая на высокие межкультурные барьеры.

Вот как Харрис описывает, например, свою жизнь в Дубае. «Мне, как еврею, живущему на Ближнем Востоке, пришлось непросто. Но, как оказалось, один из моих лучших друзей — родом из Ливана, — рассказывает он. — А когда я уезжал, он сказал мне: когда мы только познакомились, я не думал, что мы станем друзьями. Теперь ты уезжаешь, а я в отчаянье». «Для меня это одна из самых больших ценностей», — подчеркивает Харрис.

Как рассказала мне Юдит Майер, организатор слета полиглотов в Берлине, она видела, как русские и украинцы, израильтяне и палестинцы говорят между собой. «Изучая язык за языком, вы открываете для себя новые миры».