Сколько стоит наша планета?

Мы привыкли использовать ресурсы Земли: воду, землю, воздух, растения — и даже не задумываемся, что их можно пересчитать в денежном эквиваленте. На сколько рублей вы сегодня надышали? А выпили водички в обед? Сколько  стоит сорванная в лесу земляника или обломанная ветка сирени? 

На лекции в рамках научного кафе «Эврика!» на эти вопросы попытался ответить ведущий научный сотрудник ФИЦ Красноярский научный центр СО РАН, кандидат биологических наук Егор Задереев.

 

— Не так давно в блогосфере обсуждалась стоимость экзопланет. Сейчас их ищут в так называемой обитаемой зоне — условной территории в космосе, где, по мнению ученых, могут быть жизнь и условия, близкие к земным. Астрофизики вывели специальную формулу, используя как точку отсчета нашу планету (ее возраст, размер, температуру, массу), и по ней же вычислили, сколько стоит поддерживать жизнь на Земле. Получилось 5*1015 квадриллионов долларов, — начал лекцию Егор Задереев, чтобы все собравшиеся смогли понять, в каком «фешенебельном» месте Вселенной они живут.

 

Другой подход, по словам лектора, — посчитать стоимость пребывания одного человека в искусственной биосфере, а затем экстраполировать результаты на естественные условия. В США эксперимент «Биосфера-2» (то есть уловная «теплица», изолированная от окружающей среды, где живут восемь человек, а также много растений и животных, имитирующие круговорот веществ в биосфере Земли, только в меньшем масштабе) стоил 240 млн долларов. В расчете на одного участника эксперимента получается 30 млн долларов, а если умножить эту сумму на 7,5 млрд человек, составляющих население Земли, получится 225 квадриллионов долларов. Если считать по аналогичному российскому проекту «БИОС-3», получается 1,5 квадриллиона долларов. Много это или мало? С чем сравнить? Егор Задереев предложил соотнести эти суммы с суммарным внутренним валовым продуктом экономики Земли. Сейчас он составляет примерно 80 триллионов долларов. Это значит: если бы захотели заменить все, что «делает» для нас планета, на искусственные системы, то нам потребовалось бы 18 мировых экономик. Конечно, все эти расчеты — скорее умозрительные заключения. Но о чем же говорят ученые, рассчитывая стоимость нашей планеты, исходя не из сторонних проектов, а из того, что происходит на самой Земле?

 

— С начала 1990-х в язык вошло понятие «экосистемные услуги» — то, что предоставляет нам планета. Традиционно выделяют четыре их вида: снабжение, поддержка, регулирование и культура, — рассказал Егор Задереев.

 

Со снабжением понятно: это все то, что вырабатывается в процессе жизнедеятельности организмов, входящих в экосистему, например лес снабжает нас древесиной. Услуги по поддержке направлены на то, чтобы экосистема создавала условия для сохранения видов. Услуги по регулированию, например климата или численности каких-то вредителей, возбудителей заболеваний, легко пересчитать в денежном эквиваленте: удорожание продуктов или стоимость лечения в больнице. Услуги культурного характера — мы выходим на бережок, любуемся озером, смотрим, как плещется рыбка.

 

Ученые пытаются связать экосистемные услуги с биоразнообразием: мало видов — это плохо или нет? Такое исследование было проведено в части влияния человека на океан. Специалисты оценивали продуктивность с точки зрения количества рыбы, которую вылавливают люди. На большом массиве данных есть связь между биоразнообразием и продуктивностью, и если уменьшать первое, мы будем вылавливать меньше рыбы, а значит, испытывать экономические потери.

 

— Когда ученые пытаются связать биоразнообразие с экосистемными услугами, они сравнивают какую-то нарушенную и ненарушенную единицы. Тут возникает большое количество сложностей. Например, они взяли условную луговую систему, которая была трансформирована в сельскохозяйственные угодья: вместо нескольких видов остался один. Для восстановления есть два варианта: либо вернуть традиционный луг, либо принудительно засадить какими-то другими растениями и получить, например, лесостепную зону. Исследователи стали разбираться, как эти два варианта будут влиять на экосистемные услуги, и выяснили, что оба имеют свои плюсы: природный луг — видовое разнообразие, лесостепь — лучшее поглощение углерода. Возникает вопрос, а что, собственно, для нас важнее? — рассказывает Егор Задереев. —  У многих экосистем существуют альтернативные состояния. Нет однозначного ответа, в каком состоянии и с каким разнообразием система лучше, — для природы они равноценны. Люди как условные заказчики должны решать, какой вид экосистемной услуги для них важнее.

 

 

Самая известная статья на эту тему называется «Стоимость природных экосистем и природного капитала», и вышла она в 1997 году. Группа ученых собрала исследования по оценке различных территорий, поделила экосистемы на несколько типов и посчитала стоимость услуг, которые биосфера предоставляет нам ежегодно. Получилось 50 триллионов долларов в год, что гораздо ниже озвученных ранее цифр и сопоставимо с  мировым ВВП. В 2011 году эти же исследователи выпустили вторую статью, согласно которой сумма получилась выше — 125 триллионов долларов в год.

 

— Я сделал оценку для Новосибирской области с точки зрения экосистемных услуг,  — говорит Егор Задереев, подчеркивая, что это не было научным исследованием. —  Площадь области делится на озера, реки, болота, леса и степи, я взял расценки, соответствующие этим ландшафтам, из статьи, умножил на количество гектаров той или иной экосистемы и получил 100 миллиардов долларов в год. Внутренний региональный продукт области равен всего 17 миллиардам долларов в год — для сравнения. И такая картина практически по всей России, особенно в Сибири, потому что плотность населения небольшая, а территория — огромная.

 

 

В приведенных выше исследованиях для расчетов использовались классические экономические теории: сколько люди готовы платить за определенное качество окружающей среды или, наоборот, — какую компенсацию они посчитают достаточной в случае потери.  Теоретически эти две суммы не должны отличаться, но на практике все по-другому. Чтобы проиллюстрировать свой тезис, лектор предлагает слушателям заполнить небольшой опросник. В нем гипотетически рассматривается ситуация с прудом с утками в новосибирском Академгородке. Первая сумма, которую нужно вписать, — сколько человек готов платить за то, чтобы пруд существовал. Вторая — сколько он хочет получить, если пруд засыплют, а уток разгонят. Получилось, что заплатить в год люди в среднем готовы 10 тыс. рублей, а в качестве компенсации хотят 282 тыс. рублей.

 

— Теперь мы должны прийти на пруд и посчитать, сколько людей туда ходит, затем оценить, сколько их бывает в год. Допустим — 10 тыс. человек. Умножаем 10 тыс. человек на 10 тыс. рублей и получаем стоимость уточек. Это все, конечно, поверхностное ценообразование, но предмет для конкретного научного исследования, — говорит Егор Задереев.

 

Второй метод называется «Ценообразование, связанное с удовольствием». Мы оцениваем стоимость экосистемных услуг, которые уже интегрированы в существующую экономику в виде рыночных цен. Допустим, находим два абсолютно одинаковых дома в одном городе, один из которых находится около ТЭЦ, а второй — около пруда. Смотрим среднюю цену за квадратный метр жилья в этих зданиях, и чаще всего в доме рядом с водоемом цена выше — она уже сформирована рынком, нашими представлениями о том, что здесь жить лучше. По разнице цен можно говорить —  стоимость парка в городе такая-то: парку мы не платим, но платим, покупая квартиру.

 

— Китайцы активно используют этот метод, чтобы восстанавливать городскую среду: когда хотят обосновать важность какого-то проекта перед лицами, принимающими решение, считают сумму, на которую в результате подорожает жилье, — говорит Егор Задереев.

 

Следующий — метод рыночной цены: стоимость экосистемы считается по стоимости продукции, которую мы можем от нее получить, например лес — древесина, промысловые животные, лекарственные травы и так далее.

 

Еще один метод подсчета описывался в начале лекции: когда стоимость экосистемной услуги уже интегрирована в цену какой-то рыночной услуги. Мы считаем, сколько потребуется, чтобы получить тот же самый продукт искусственными методами, например, так можно посчитать стоимость чистой воды. Если она в результате человеческой деятельности стала грязной, мы должны пропустить ее через очистные сооружения, сделав работу, которую делала экосистема. Стоимость очистных сооружений, умноженная на определенный объем воды, и будет стоимостью экосистемной услуги.

 

Последний из основных подходов — travel-cost метод: наша готовность заплатить за поездку на какой-то природный объект, чтобы провести там какую-то часть своего времени — отдохнуть, вылечиться, съездить на рыбалку и так далее.

 

Одна из причин, почему многие экологические программы не реализуются и существует такой большой разрыв между компенсацией и желанием платить, связана с тем, что люди привыкли работать в коротком горизонте планирования.

 

 

—  Мы не можем принимать решения, связанные с большим временным интервалом. Я делал опрос, чтобы понять, какой горизонт планирования у наших жителей (в Красноярске. — Прим. ред.). Представьте, что вам необходимо принять решение, которое в ближайшем будущем должно (по мнению экспертов) улучшить жизнь окружающих. При этом эксперты говорят, что это решение с высокой вероятностью ухудшит жизнь людей в будущем. Выберите варианты ответов, которые остановят вас от принятия положительного решения, — говорит Егор Задереев. —  Люди чаще всего говорили о том, что их остановит от реализации какого-то проекта точная информация, что этот проект навредит их ребенку. Более интересно стало, когда мы перевели результаты в конкретные даты, получилось, что в основном люди планируют максимум на 100 лет вперед. Тогда как процессы, протекающие в окружающей среде, рассчитаны на гораздо более длительный период. Почему же горизонт планирования такой короткий? Люди говорят, что не доверяют экспертам в вопросах будущего, ведь оно-то будет хорошим! Вот такие мы оптимисты с коротким горизонтом планирования. Перестроить это мышление практически невозможно, поэтому многие экологические программы идут тяжело.