Неземной язык индейцев пираха

Племя индейцев пираха уже не раз ставило ученых в тупик. Язык этого племени, единственный живой из семьи муранских языков, опровергает многие теории современной лингвистики. Не имея понятий родства, представления о "вчера" и "завтра", не пользуясь счетом и каждые десять лет меняя имена, пираха живут и чувствуют себя совершенно счастливым народом.

Племя индейцев пираха с его укладом жизни и языком уже не раз ставило ученых в тупик. Мало того, что наречие этого племени индейцев опровергает все выводы изобретателя теории универсальной грамматики Ноама Хомского — о том, что строение всех земных языков строго задано структурой нашего мозга. Язык пираха не похож ни на один из существующих языков. Причем до такой степени, что переводить даже самые простые тексты и бытовые диалоги с этого языка и на него представляется крайне затруднительным.

Более того, образ жизни и язык пираха приводят в замешательство и других лингвистов. Они справедливо считают, что язык — инструмент коммуникации и должен отражать хотя бы базовые явления человеческой культуры. Но пираха не имеют многих, как кажется европейцам, основополагающих понятий — ни в языке, ни в культуре.

Как признаются сами ученые, в этом языке "отсутствуют элементы, без которых эффективная коммуникация кажется невозможной". И все-таки пираха успешно общаются между собой и чувствуют себя более чем счастливым народом. Об этом европейскому миру рассказал христианский миссионер Дэниэл Эверетт. Тридцать лет назад лингвист, антрополог и проповедник Слова Божьего Дэниэл Эверетт отправился в долину реки Маиси в Бразилии, чтобы нести христианскую веру местному племени под названием пираха.

Религиозная миссия Эверетта с треском провалилась. Перевод Евангелия от Марка совершенно не впечатлил аборигенов. Но в процессе общения и жизни с ними Эверетт узнал столько нового и совершенно для него невообразимого, что, во-первых, стал агностиком, а, во-вторых, усомнился в современных языковедческих теориях. Что же это за племя из бразильских джунглей, чей уклад жизни способен миссионера сделать неверующим, а лингвистов — пересмотреть базовые теории своей науки?

Трудности Эверетта с толкованием Священного Писания начались сразу же, как только он начал рассказывать аборигенам о деяниях Иисуса. Дикари осыпали его вопросами — но не о божественной доброте и мудрости, а о деталях куда более практичных. Их интересовало, например, какого роста был Спаситель, какой цвет имела его кожа, а самое главное — где же Эверетт с ним познакомился? После смущенного признания Эверетта в том, что он лично не встречался с господом, аборигены казались крайне разочарованными. "Ты никогда его не видел, так зачем ты нам это рассказываешь?" — сказал один из его слушателей.

Как оказалось, пираха не имели привычки рассказывать о том, чего не видели сами. (Эверетт позже назвал их "экстремальными эмпириками", то есть людьми, опирающимися исключительно на свой опыт). Это было непосредственно отражено и в их языке: пираха изъяснялись исключительно простыми предложениями, говоря от первого лица. В их языке отсутствовали грамматические конструкции, необходимые для формирования косвенной речи.

Позже этот вывод Эверетта попытался оспорить другой ученый, Ули Зауэрланд из берлинского Центра общего языкознания. В ходе одного из экспериментов Зауэрланд разыграл перед аборигенами сценку: один из актеров брал предмет, спрятанный другим актером (например, папайю или орех) и перепрятывал его. Второй актер стоял с завязанным глазами и не видел этого действия. Зрителей из племени пираха просили поделиться впечатлениями о том, что произошло. По мнению Зауэрланда, их высказывания можно было перевести примерно так: "Оопе думает, что орех под банановым листом. На самом деле он под корзиной". Или так: "Оопе не знает, где орех".

Однако Эверетт, который в настоящий момент работает в Университете Бентли (США), в корне не согласен с трактовкой коллеги. Он считает, что высказывания аборигенов следует перевести так: "Орех под банановым листом. Оопе думает так". Или: "Где орех? Оопе не знает".

Трудность заключается в том, что Эверетт и его супруга — фактически единственные люди, которые провели бок о бок с пираха длительный срок (миссионер с женой семь лет прожили в племени). "Мы опираемся на выводы одного-единственного человека", — признаются другие исследователи. Ули Зауэрланд, который взялся исследовать культуру пираха, назвал их крайне примитивным народом.

Хотя это как посмотреть. Некоторые последователи духовных практик, стремящиеся быть "здесь и сейчас", могли бы поучиться у этих туземцев, живущих в хижинах и не знающих ни грамоты, ни счета. Уклад пираха напоминает быт подростков, которые предоставлены сам себе на летних каникулах. Например, спят они совсем немного, и не по ночам, а как попало. "Все селение погрузилось в сон", — такая поэтическая фраза к племени пираха неприменима.

Туземцы дремлют урывками, по 20-30 минут, прислоняясь к стене пальмовой хижины или прикорнув под деревом. Если сон сморит неодолимо, могут прилечь на час-другой — прямо тогда, когда захотелось. Проснувшись, они отправляются поохотиться, или предаются нехитрым развлечениям: болтают, смеются, мастерят что-нибудь, танцуют у костров и играют с детьми и собаками.

"Здравствуйте", "спасибо", "до свидания", "извините" — подобные выражения вежливости в языке пираха отсутствуют. Люди большого мира используют эти слова в диалоге со знакомыми людьми, чтобы отличить их от всех прочих, подчеркнуть хорошее отношение и внимание к ним. В племени, которое насчитывает 300 человек, все и так знакомы друг с другом и совершенно не сомневаются в обоюдной любви и принятии. Вежливость — побочное дитя взаимного недоверия, говорит Эверетт, а пираха этого чувства лишены.

Эти люди практически не имеют понятий родства. Они воспринимают его только через рождение ребенка. Отсюда — всего три соответствующих слова: "родитель" (неважно, мама или папа), "ребенок" и еще одно слово для обозначения брата или сестры, опять же независимо от пола (дети одних и тех же родителей). Все остальные — просто члены их племени. Более того, пираха не раз и не два за жизнь меняют имена. Они считают, что младенец, ребенок, подросток, взрослый и старик, в теле которого они были или еще побывают — это все разные люди. В среднем пираха меняют имя раз в шесть-семь лет, причем для каждого возраста у них есть свои подходящие имена. Так что по имени члена племени всегда можно сказать, о человеке какого возраста идет речь.

Охотой и собирательством члены племени занимаются ровно настолько, чтобы обеспечить пропитание на сегодняшний день. Запасов не делают. Добытое делится на всех — понятие частной собственности здесь отсутствует, ведь это просто неудобно. Разделили — съели. Возможно, поэтому пираха не имеют слов для счета. Это не единственные аборигены, которые не умеют считать.

Однако жителям племени пираха сама концепция счета оказалась чужда. В их языке нет даже четкого различия между единственным и множественным числом. Пираха употребляют всего два слова, одно из которых можно приблизительно перевести как "несколько" (количество предметов от одного до четырех) и "много" (более пяти предметов).

Более того, научить местных молодых людей счету оказалось невозможно. В течение восьми месяцев племя исправно присылало к "белым людям" своих детей, однако результаты оказались неутешительны. К концу обучения никто из индейцев не мог сосчитать до десяти, не говоря уже о такой мудреной операции, как сложение. Обучающиеся даже не видели разницы между кучками, в которых было соответственно четыре и пять предметов — для них они выглядели одинаковыми.

Различия между целостностью и частностью тоже отсутствуют. В языке пираха нет слов "весь", "все", "часть", "некоторые". Если все члены племени побежали на речку купаться, то рассказ пираха будет звучать так: "А. пошел купаться, Б. пошел, В. пошел, большой (много) пираха пошел (пошли) купаться".

Нет в языке и слов для обозначения оттенков цвета. Строго говоря, есть только два слова: "светлый" и "темный". По-видимому, более конкретные суждения об оттенке предметов туземцы оставляют на суд непосредственного зрителя. "Пересказывать" какой-то цвет они просто не видят смысла.

Нет у пираха и чувства пропорции, соразмерности. Белые торговцы, ведущие с ними меновую торговлю с конца XVIII века, изумлялись: пираха мог принести пару перьев попугая и потребовать взамен весь груз с парохода, а мог притащить что-то огромное и дорогое и потребовать за это глоток водки. Этот феномен Эверетт объясняет тем, что пираха живут "здесь и сейчас". Их мышление и ощущения ориентированы на непосредственные переживания. То, чего они не видят сами или не слышат от очевидцев, для них не существует.

Прошлое для них также не имеет практически никакого значения. У пираха, кстати, очень мало мифов и совершенно отсутствует понятие об истории рода: родители не рассказывают детям о дедах и прадедах. Поведение и язык туземцев полностью подтверждают выводы Эверетта. Но вот оценка уклада жизни пираха у антропологов разнится.

Зауэрланд, как говорилось выше, считает культуру индейского племени примитивной. Считать, не говоря уже о письме и чтении, эти дикари не умеют, изъясняются примитивно, о будущем не думают, к обучению не способны. А вот Дэниэл Эверетт свое отношение к культуре племени выразил в заголовке своей книги "Самый счастливый народ мира: семь лет в Амазонии у индейцев пираха".

Он считает, что жизнь пираха гармонично подстроена под их нужды. Туземцам не нужно делать запасы на будущее: в их климате не бывает холодной зимы. Разделять материальные предметы на "мое" и "чужое" тоже нет никакой нужды. По мнению Эверетта, пираха не знакомы многие страхи и заботы, терзающие современных людей "из большого мира". И проникаться ими пираха не хотят.

www