Феномен Стивена Кинга: жизнь в окружении катастрофы

Стивен Кинг, которому 21 сентября исполняется 65 лет, – не просто большой писатель, как бы странно ни звучало это применительно к автору романов, завоевавших массового читателя.

Фабрика бестселлеров

Действительно, большой писатель сегодня отнюдь не всегда может рассчитывать на массовый успех. Напротив, с успехом у широкой публики в первую очередь связываются авторы так называемых жанровых произведений – детектива, триллера, фэнтези, приключенческого романа и т.д. И тексты такого рода от серьезной литературы, от высокой прозы, от значительной словесности, как правило, далеки.

Это книги, рассчитанные на развлечение, на своеобразный эмоциональный гипноз, на разовое восприятие. Они должны читаться и прочитываться сразу от корки до корки. Это и есть бестселлеры уже не только в коммерческом, а в литературном смысле слова. Они пишутся по разработанным, устоявшимся канонам, предполагают вполне определенную писательскую стратегию, определенную рецептуру.

В становление бестселлера, если считать этот тип литературы феноменом последнего времени, Стивен Кинг внес весьма весомый вклад. Он уже очень долгое время остается одним из самых читаемых авторов, и именно это "долгое время" вызывает удивление в первую очередь.

Стивен Кинг знает толк в бестселлерах, и многие писатели пошли по его стопам и добились немалых успехов. Скажем, какой-нибудь Дин Кунц, ныне не слишком читаемый, а некоторое время назад более чем популярный.

Впрочем, имен можно назвать множество. Стивен Кинг если не изобрел стиль, то, по крайней мере, дал непревзойденные образцы остросюжетной, "эмотивной" прозы. Теперь его отзывы на обложках романов других авторов – значимая рекомендация, сравнимая с присуждением литературной премии. Но главное, конечно, не это.

Родом из детства

Стивен Кинг не просто большой писатель, а явление в литературе и в культуре. Значение его выходит за пределы собственно жанровой литературы и индустрии бестселлеров. И связано это с природой его таланта, существом его мировоззрения.

Наверное, кое-что в этом может объяснить ставший уже привычным, почти традиционным психоаналитический подход американского типа, когда характер человека и структура личности выводятся из детских впечатлений, пережитых психологических травм, особенностей воспитания и отношений с родителями.

Подход, кстати, распространенный не только в исследовательской, социологической, исторической или филологической среде, но и в самой художественной литературе, в тех же самых триллерах и детективах, признанным мастером которых по праву считается и сам Кинг. И применительно к Стивену Кингу тоже есть на что обратить внимание.

Отец оставил семью, когда Стивену было два года: просто ушел из дома и не вернулся. В четыре года Кинг стал свидетелем смерти своего сверстника. Перенесенная мучительная операция (три раза протыкали ему иглой барабанную перепонку, при этом врач уверял, что больно не будет) также была более чем серьезным переживанием.

Испытанный в детстве шок Стивен Кинг затем преобразовывал в художественную ткань своих произведений. То есть, наверное, здесь можно усмотреть начало зарождения и художественного мышления будущего автора легендарного цикла романов "Темная башня", но все-таки вряд ли это нам объяснит Кинга. И, к слову сказать, не странствия рыцаря Роланда и его поиски Темной башни, где сосредоточен центр управления всем мирозданием, наиболее показательны для Кинга, то есть Стивена Кинга серьезного писателя.

"Но кончилось все это плохо. Очень плохо..."

Стивен Кинг почувствовал совершенно другую природу фантастического. Не случайно он был пристальным читателем Говарда Лавкрафта, у которого описание чувства и предчувствия надвигающегося кошмара, неясного нечто, непроясненного, непонятного – одна из главных составляющих текстов.

Лавкрафта Кинг считает прекрасным автором для подростков, но сам идет по этому же пути. Только дальше. Фантастическое, мистическое, ужасное, загадочное в литературе существовало всегда. Но вот степень познаваемости этих иррациональных явлений была разной.

В каком-то смысле традиционная мистика, вплоть до неоготики начала двадцатого столетия – как ни странно, не выходит за рамки позитивистского взгляда на мир. Инобытие необъяснимо, но понятно, границы рационального и иноприродного, интуитивного – очерчены, и человек, в общем-то, защищен разумом и волей.

Можно сказать, что мистическое вписывается в кортезианскую модель. Все загадки предсказуемы. Мистика начинается там, где кончается ньютоновская физика.

У Кинга все не так. В лучших, то есть наиболее символичных его вещах, таких как "Оно" или "Сияние", гениально экранизированное Стэнли Кубриком, ужас состоит в том, что человек абсолютно беззащитен перед темными силами хаоса, и эта тьма может настичь в любой момент. Она возникает из ничего и пронизывает все.

Это непостигаемое иное, безумие, которое таится вокруг, готовое обрушиться на человека. Привычный, понятный, удобный и уютный мир – лишь поверхность, тонкая пленка, легко разрываемая неведомым. Здесь не работают причинно-следственные связи, опробованные средства защиты. Разбуженный хаос, как правило, уже не унять, не победить.

И вот это ощущение постоянной опасности, тьмы, которая может прийти откуда угодно – едва ли не главное в романах Кинга. Удивительно, что технократический человек, закованный в броню всевозможных достижений цивилизации, на самом деле беспомощен и ежеминутно в себе самом несет предчувствие катастрофы. Он как будто уже существует внутри катастрофы. И сам Кинг выступает апостолом этого предчувствия:

"Сначала это было выдумкой, потом суеверием, а потом непоколебимой верой. Это была... блуждающая фантазия. Но кончилось все это плохо. Очень плохо..."