Экологическое мышление есть только у коренных народов, - уверены ученые НИИ Лихачева
По разным оценкам экспертов, общее число видов растений, животных и микроорганизмов на Земле составляет от 5 до 30 миллионов. Но уже в ближайшие 20–30 лет мы можем потерять около миллиона видов, то есть до 100 ежедневно. Вымирание лишь одного вида означает безвозвратную потерю от 1 000 до 10 000 генов с неизвестными потенциальными свойствами.
Как это скажется на благополучии планеты? К каким последствиям приведет сокращение биологических видов? К чему надо быть готовым? Об этом корреспондент «Новостей Югры» беседовала с руководителем Центра традиционной культуры природопользования Российского НИИ культурного и природного наследия им. Д. Лихачева Людмилой Богословской.
– Людмила Сергеевна, какую опасность таит сокращение биологических видов?
– Биологическое разнообразие – это интегральный
показатель сложности и устойчивости любой экосистемы. Помните рассказ
Брэдбери «И грянул гром»? Исследователь, отправившийся в прошлое, в
доисторические леса нашей планеты, случайно раздавил там бабочку. Гибель
насекомого вызвала цепочку причинно-следственных явлений, отразившихся,
в конце концов, и на судьбе всего человечества.
Ученые часто используют термин «эффект бабочки», чтобы сказать одну
важную вещь: даже незначительное влияние на систему может иметь большие,
непредсказуемые эффекты где-нибудь в другом месте и в другое время.
Пока мы не можем знать, как отразится, скажем, исчезновение в
подмосковных лесах стрекоз или появление на Севере тараканов, которые
всегда считались теплолюбивыми и в высоких широтах не жили. Что
привнесут очутившиеся в низовьях Оби серые вороны, обычные птицы городов
Средней полосы России? Но то, что это изменит природный баланс,
безусловно.
– Но ведь эти процессы шли всегда:
исчезали одни виды растений и животных – возникали другие. Их миллионы,
большинство из них даже не описаны учеными.
– Скорость, с которой сегодня исчезают виды растений и животных на нашей
планете, позволяет говорить о значительном сокращении биологического
разнообразия, что не может не отразиться на жизни людей. Почему это
происходит? Целый комплекс причин: это и рост численности населения, и
заметное потепление климата, что привело к таянию льдов Арктики, и
выбранный нами цивилизационный путь развития, связанный с ускоренным
освоением природных пространств с упором на добычу и продажу любых
природных ресурсов, что приводит к разрушению экосистем. Мы с вами
сейчас живем в разрушенных экосистемах. Западная цивилизация сегодня
создает искусственные ландшафты и водоемы, ничего натурального: такой
выбрали путь ведущие страны мира.
И только аборигенные, или коренные малочисленные народы, благодаря своей
философии не брать от природы лишнего, сохранили и до сих пор сохраняют
естественные экосистемы.
– Людмила Сергеевна, как сопротивляться
этому процессу? Неужели привычных нам бабочек и лягушек наши внуки не
увидят в живой природе?
– Понимаете, у нас нет экологического мышления, какое есть, например, у
коренных народов. Когда повсеместно над месторождениями Западной Сибири
горели факелы, в которых сжигали попутный газ, все говорили об
экономических потерях. Но кто вспомнил про тысячи перелетных птиц,
которые летели на огонь и погибали?
У нас не слышен голос общественности: мощных, действительно всенародных, экологических движений просто нет.
К сожалению, и правительство мыслит отнюдь не экологическими
категориями. Иначе, как объяснить сокращение лесов? К лесам, легким
планеты, на законодательном уровне сформулировано отношение как к
торговому объекту. И это не может не удручать. А мне вспоминается, как в
блокаду Ленинграда ученые, хранившие уникальную коллекцию семян,
собранную на всех континентах планеты нашим великим соотечественником,
исследователем, путешественником и организатором науки Николаем
Вавиловым, умирали от голода, но не тронули, не съели ни зернышка.
Понимали, как это важно – сберечь такую, единственную в мире, коллекцию
для будущей жизни, для сохранения биологического разнообразия.