Доктор философских наук, профессор, преподаватель НГУЭУ Олег Донских прочитал в литературном магазине «КапиталЪ» лекцию о том, почему в самом феномене человеческой речи заключена возможность лжи и привел множество примеров тому, как с помощью речи люди создают субъективную картину мира, отличающуюся от объективной. «Лента.ру» записала основные тезисы его выступления.

Гениальный дипломат Шарль Морис Талейран говорил, что язык нам дан для того, чтобы скрывать наши мысли. Знаменитый английский философ Людвиг Витгенштейн в своем «Логико-философском трактате» писал, что «границы моего языка определяют границы моего мира» и «о чем нельзя говорить, о том следует молчать». В 115-м псалме говорится: «Аз же рех во изступлении моем: всяк человек ложь».

Ближе всего основную идею языка как лжи изложил Артур Шопенгауэр в образе Майи, позаимствованном из ведийской мифологии. Шопенгауэр считает, что Майя — это иллюзия, и исходит из того, что человек отделен от реального мира «покрывалом Майи». Поэтому он не знает реального мира, а реальный мир — это проявление воли. (Отсюда у Шопенгауэра название его знаменитой книги «Мир как воля и представление».)

Получается, что мы знаем, как этот мир представлен нам только благодаря «покрывалу Майи». Язык, с одной стороны, открывает его, дает о нем представление; с другой стороны — он сразу определяет то, как мы эту действительность будем видеть. Нам неизвестно, истина это или нет, и проверить это невозможно. Мы не способны выйти за рамки языка и увидеть реальность такой, какая она есть. Можно лишь сравнивать одно определение с другим, но оба будут субъективны. Здесь возникает проблема иностранного языка.

Язык как «покрывало Майи»

Проблема изучения другого языка состоит не в запоминании слов, а в необходимости начать думать на нем. Когда предлагают выучить «английский язык за месяц», понятно, что речь идет об уровне goodbye и how are you. Но английский язык — это другой способ мышления, и одновременно на двух языках мыслить нельзя. Вот почему переводчики Google и Яндекса так плохо работают, ведь они переводят все более-менее близко к тексту, а настоящий перевод — это другой нарратив на другом языке.

Говорят, что язык представляет собой способ коммуникации, но это принципиально ложное определение, потому что способом коммуникации является речь. Язык помогает понимать речь, после чего мы уже строим ее в соответствии с языком, который мы знаем.

Язык есть система знаков, причем знаки эти определенным образом взаимодействуют и связаны друг с другом в рамках грамматики, определенной системы. Она сразу задает определенное видение мира. Например, в русском языке есть существительные, глаголы, прилагательные. Что означают все эти слова? Что означает прилагательное «зеленый»? Цвет. Существует ли этот цвет отдельно от языка? Нет.

Так же обстоит дело, например, с глаголами и существительными. У нас есть глагол «бегать» и есть существительное «бег». В чем разница? Вроде бы это одно и то же понятие, но представленное по-разному. Язык — это система, он показывает явление либо в одном, либо в другом виде, и реальность от этого меняется. Мы начинаем о ней мыслить по-другому в зависимости от того, как хотим представить сказанное, и язык нам эту возможность дает. Другой язык по-другому представляет эту реальность.

Все описанное выше и есть «покрывало Майи», то, что опосредует наше отношение к миру. Здесь проступает второй план. Как у Канта есть образ неких очков, через которые мы видим мир, так и тут язык дает нам классификацию всего, что существует, он встраивается между нами и реальностью и заставляет нас определенным образом думать о мире, позволяет оторвать наш образ мира от наших переживаний.

Мы и животные

Животные реагируют на реальность непосредственно. У них есть речь, с большой натяжкой можно сказать, что они способны общаться. Коммуникация между ними происходит множеством разных способов: звуков, запахов, прикосновений и так далее. Язык же не является непосредственным выражением чувств.

Выходит, что когда-то люди разошлись в этом вопросе с животными. То, что мы чувствуем, и то, что говорим, — это разные вещи, и животное солгать не способно. Человек же может чувствовать одно, а говорить совсем другое (он чаще всего так и делает). Получается, что именно язык дает нам эту возможность — ту, которой нет у животных в принципе.

Язык дискретен, в нем есть фонемы и слова — единицы, на основе которых он построен, и мы можем их четко вычленить. У животных все высказывания плавные, в них нет границ. В нашем языке от их способа общения остались только интонации. Можно ли их сосчитать? Посчитать фонемы русского языка можно, английского — запросто, а интонации — нет. Люди принципиально отошли от них, что позволило создать вторую реальность, через которую мы видим мир. Получается, что, с одной стороны, человек живет в этом мире, а с другой стороны — благодаря языку выстраивает параллельный мир в своем сознании. Люди знают и владеют огромным количеством слов, связей между словами, бесконечным количеством сочетаний.

Вот пример, позволяющий представить мощь языка: «в этом предложении слишком много трудных слов, поэтому его тяжело перевести». При переводе этой фразы на русский язык можно получить примерно шесть миллионов разных вариантов. 4,5 миллиона отсеются из-за корявости, но 1,5 миллиона вполне сгодятся.

С помощью интонаций солгать невозможно, они, как правило, правдивы, их тяжело скрыть, для этого нужно быть хорошим артистом. С помощью языка — запросто. Возможность лжи начинается с простых вещей. Человек спрашивает собеседника: «Ты устал?» Тот на самом деле очень устал, но говорит: «Нет, я не устал, все нормально». Его слова не соответствуют его состоянию, хотя он не хочет обмануть собеседника. Человек так живет — есть его чувства, есть его реальное состояние, а есть то, как он хочет себя представить другому человеку. Такая особенность языка была замечена давно.

Лучше всего отделение, расслоение языка и интонации видно на примере интернета. Собеседники чаще всего не видят друг друга (с помощью видеотрансляций общаются меньше), и потому там можно представиться кем угодно. Интонацию речи услышать нельзя, а значит и определить, что человек лжет — тоже. На заре Рунета была популярна картинка, на которой изображена девушка, объясняющаяся в любви молодому человеку. Он называет ее в ответ «моя маленькая рыбка». Потом показывают «молодого человека», а он оказывается голым толстым дедом.

Поиски истинного языка. Пример первый

Мы сейчас живем под влиянием идей прогресса и убеждены, что становимся лучше. У древних было иначе. Например, античные греки считали своих праотцов людьми умными и гораздо более развитыми, а самих себя — деградировавшими. Язык, по их мнению, тоже портился со временем, потому что им неправильно пользовались. В греческих текстах его сравнивают с монетами, сначала новенькими, а потом истершимися и тусклыми.

Отсюда возникла интересная идея о том, что ребенок рождается с языком истинным, с тем, который точно отражает реальность. Ребенка начинают неправильно учить, и в результате он привыкает говорить на испорченном языке. Что ж, значит надо его изолировать и не учить, и тогда он заговорит на истинном!

Такие эксперименты были. Вот описание одного из них, встречающееся у Геродота в «Клио», в одной из глав его «Истории». Египетский фараон Псамметих III забрал двух детишек и отдал немому пастуху на воспитание. Пастух кормил их молочными продуктами, и в какой-то момент заметил, что они начали к нему протягивать ручонки, говоря «бекос, бекос». Тот не понял, что это значит, и привел ребят к Псамметиху. Фараон не знал такого слова и собрал совет мудрецов. Оказалось, что «бекос» это по-фригийски «хлеб», — дети хлеба просили. Вопрос о том, каким образом они узнали, что представляет собой хлеб, мы оставим Геродоту. К великому сожалению, дети заговорили на фригийском, а египтяне-то считали свой язык самым лучшим.

Псамметих III

В исторической литературе встречаются описания и других подобных опытов по поиску настоящего языка. Только в одном лишь случае результат эксперимента оказался самым логичным. У великих моголов был хан Акбар, отдавший на воспитание немой кормилице несколько детей. Когда им исполнилось 12 лет, их показали другим людям. Все были совершенно потрясены, так как дети вместо того, чтобы говорить, изъяснялись знаками, которые они выучили у кормилицы.

Поиски истинного языка. Пример второй

У античного Гесиода в поэме о происхождении богов «Теогония» есть момент, когда простой беотийский крестьянин встречает муз, и они ему говорят: «Мы тебя научим, расскажем». Он соглашается. Они продолжают: «Мы, конечно, можем и много лжи рассказать, но мы скажем правду».

Замечание о лжи тут совершенно не к месту. Вот вы явились, так давайте, говорите то, что вы хотите сказать, но нет же, они ему объясняют, что могут сделать и по-другому. Это важный момент, потому что он дает представление о том, как четко музы ощущали разницу между ложью и правдой языка.

Поиски истинного языка. Пример третий

Этот пример связан уже с деятельностью софистов и Платона, у которых возникла концепция, согласно которой изначально язык был правильным. Эта теория называется «фюсей» (от греч. physis — природа), то есть «слова по природе». Софисты считали, что когда возникает какая-то вещь, вместе с ней возникает и ее имя. «Природность» названий доказывалась, во-первых, звукоподражаниями (например, словами, передающими ржание лошадей), а во-вторых, сходством между воздействием вещи на человека и его ощущениями от этой вещи (например, слово «мед» воздействует на слух мягко, как и сам мед воздействует на человека).

В ответ родилась концепция «тесей» (от греч. thésis — положение, установление). Согласно ей истинных имен быть не может, потому что все вокруг представляет собой условность, сознательно принятую людьми. Один из их аргументов был такой: человека можно переименовать, и у одного и того же человека могут быть разные имена. Например, настоящее имя того же Платона — Аристокл. «Девушки тоже меняют имена, хотя и остаются сами собой», — так говорил Демокрит. Существуют и синонимы, и откуда им взяться, если только одно слово доступно для обозначения объекта?

Получается, язык — это ложь. Софисты прямо заявили, что о любой вещи можно говорить как нечто истинное, так и противоположное.

Подобные идеи продолжали развиваться в Средние века в христианстве. Возникла мысль о том, что язык равен логике. «Логос» переводится как «слово, учение, истина». Мир логичен, и язык полностью соответствует реальности мира. У всех языков якобы одна грамматика, они просто немного отличаются друг от друга.

Эта идея повлияла на современника Фомы Аквинского — Раймонда Луллия. Его родным языком был арабский, но потом он освоил латынь. Это было время крестовых походов, и его страшно раздражало существование ислама (помимо христианства). Лулий решил, что если он построит абсолютно логический язык, то этот факт будет свидетельствовать о христианстве как об истинной вере. Он предъявит его арабам, и они тут же обратятся в христианство.

Лулий построил систему: описал четыре механизма, которые задают все истинные понятия в мире и потом описал разными кругами сочетания этих понятий. С этим он поехал к арабам. Лулий был старенький, и все закончилось грустно. Не прониклись арабы истинным христианством и до смерти забили гостя камнями. Современные логики работами Луллия интересуются, но понять их не могут.

Еще была любопытная идея в Пятикнижии, связанная с тем, как Адам придумал язык. Бог привел к нему животных, и Адам дал им имена. Так это и понимали в Средние века: Адам в раю придумал lingua adamica (язык Адама), на котором солгать нельзя. Но знал его только он один, и никто его никогда не реконструировал.

Немецкий мистик Якоб Беме писал, что если кто-то восстановит этот язык, то Беме, услышав, узнает его (поскольку мистик в своих видениях разговаривал с Адамом), но эта история так и осталась вне научного дискурса. У Данте освоение Адамом языка происходит уже после изгнания из рая. Получается, что в раю, где существует истина, люди общаются с помощью чувств, им не нужны слова, им не нужно себя представлять каким-то иным образом, они такие, какие есть.

Благодаря языку мы перестали видеть истину. В Евангелии от Иоанна есть совершенно потрясающая сцена. Пилат спрашивает Иисуса о том, что есть истина (этот момент запечатлен на известной картине Николая Ге). Иисус ничего ему не отвечает. Почему? Не потому, что он не мог ему ответить, а поскольку он и есть истина, не требующая слов. Когда начинаются слова, истина исчезает, и если вы заглянете в Евангелие, то увидите, что Христос изъясняется образами, потому что образы находятся вне языка.

Если обобщать вышесказанное, то с одной стороны стоит наша жизнь, а с другой мы с помощью языка говорим о ней, описываем эмоции, рассматриваем ее извне и конструируем внутри себя иной параллельный мир.