Забытая экспедиция Григория Ивановича Лангсдорфа

Как порой работают историки, чтобы прояснить какие-то малоизученные события далекого прошлого? Иногда кропотливо трудятся, сопоставляя различные факты из письменных источников, иногда - случайно, наткнувшись на какие-то пыльные забытые фолианты или коробки и папки со списанными документами.

Зачастую в этих папках обнаруживаются документы, словно возвращающие историков к делам давно минувших дней, заставляя вспомнить известных в свое время личностей, незаслуженно забытых впоследствии. Так случилось и в 1930 г., когда в архиве Академии наук СССР в пыльных папках неожиданно обнаружились старинные тетради, исписанные убористым, но четким почерком. Стало понятно, что это уникальный материал - дневники Григория Ивановича Лангсдорфа, российского консула в Бразилии, личности в свое время легендарной, но, увы, практически забытой.


О существовании этих дневников было известно, но они считались утерянными сто лет назад. И вот перед исследователями во всей красе открылся подлинный клад - двадцать шесть пухлых тетрадей. В них Григорий Лангсдорф кропотливо, подробно, день за днем, излагал впечатления и факты из своего путешествия по внутренним областям Южной Америки, предпринятого им в 20-е гг. XIX в.

В этих чудом уцелевших дневниках было практически все: путевые записи, подробное описание маршрута, бесценные сведения по истории, географии, зоологии, ботанике, этнографии и экономике тех областей, где он побывал. Как же так произошло, что потомки практически забыли Лангсдорфа, почему о его экспедиции, такой важной не только для своего времени, пролившей свет на многие тайны чужого континента, так мало известно? И кто он вообще такой - Григорий Иванович Лангсдорф?

Начать с того, что он, строго говоря, не Григорий. И не Иванович. Этого человека звали Георг Генрих фон Лангсдорф. Родился он в Германии в 1774 г. С отличием окончив школу, он поступил на медицинский факультет Геттингенского университета. Там он учился так же прекрасно, как и в школе, параллельно с медицинскими науками изучив несколько языков. Получив диплом, Георг Лангсдорф отправился в Португалию. Молодой врач в своих интересах не ограничивался медициной - сочетал врачебную практику с географической и естественно-научной деятельностью. Его богатая на выдумки судьба сделала крутой вираж, и Лангсдорф, которому было тогда двадцать девять лет, в 1803 г. по рекомендации Петербургской Академии наук, в которой он был к тому времени уже широко известен благодаря своим способностям и научным трудам, оказался на борту шлюпа "Надежда", совершавшего под командованием Крузенштерна первое русское кругосветное плавание. Там он познакомился со знаменитым Николаем Резановым (ставшим впоследствии героем поэмы Вознесенского "Юнона и Авось") и позже даже сопровождал Резанова в Японию, куда тот отправился с дипломатической миссией.

Посетив Русскую Америку, Георг Генрих фон Лангсдорф, ставший к тому времени просто Григорием Ивановичем, через всю Россию отправился из Охотска в Петербург, где и завершил свою кругосветку в 1807 г. В столице его приняли благосклонно, заинтересовались рассказами о путешествии. Вскоре по возвращении он был избран адъюнктом Академии наук и причислен к министерству иностранных дел, что сулило ему новые путешествия, точнее, уже командировки. Дальнейшей место его службы определило свободное владение португальским, и Лангсдорф отправился в Бразилию консулом. И вот в 1812 г. молодой дипломат впервые увидел Рио-де-Жанейро, город, который всегда вызывал у русских какие-то смутные томления и мечты о райской жизни. (Впоследствии, уже в ХХ в., эта иррациональная мечта была прекрасно отражена Ильфом и Петровым в "Двенадцати стульях".) И вот дом русского консула стал центром культурной жизни в Рио на целых тринадцать лет.

В 1821 г. Лангсдорф перестал быть адъюнктом и стал действительным членом Академии наук. Сразу после этого он задумал совершить экспедицию в труднодоступные и отдаленные места бразильских провинций и выйти к Амазонке.

Сведения о Бразилии были в ту пору столь скудны, что на картах ее внутренние районы были в прямом смысле слова белыми пятнами. Лангсдорф собрал группу единомышленников из тридцати человек, среди которых были ботаники, зоологи, охотники, лоцманы, а также астрономы и два молодых французских художника - Амадей Адриан Тонэй и Эркюль Флоранс, которые присоединились на втором этапе экспедиции - в 1825 г.

Экспедиция отправилась в путь. Первые пять лет путешествия она изучала ближние провинции - окрестности Рио-де-Жанейро и Сан-Паулу, расположенные вдоль побережья Атлантического океана, а в 1826 г. направилась в Куябу, "столицу" отдаленной провинции Мату-Гросу. Путешественники передвигались всеми возможными способами - пешком, верхом на лошадях, в фургонах. Сильно осложняли путь плохие дороги. Несмотря на это, исследователи спустя месяц с момента начала экспедиции смогли добраться до Риу-Парду. Находясь в городке Иту, Лангсдорф пришел к заключению, что плавание по рекам провинции Мату-Гросу в Куябу гораздо целесообразнее сухопутного маршрута. Было решено двигаться из городка Порту-Фелис по рекам Тиете, Парана, Риу- Парду, Камапуан, Кошин, Такуари, Парагвай, Сан-Лоуренсу и Куяба, а затем плыть в Пара.

Но путешественников задержало приготовления к плаванию и ожидание сухого сезона. Восемь лодок с командой около тридцати человек отправились 22 июня 1826 г. вниз по реке Тиете. На каждой лодке по приказу Лангсдорфа был укреплен русский военно- морской флаг.

Плавание по Тиете, извилистой, порожистой, изобиловавшей мелями, было нелегким, лодки очень часто приходилось разгружать и только после этого проводить через опасные места. Вещи портили неисчислимые муравьи, путешественников донимали москиты и другие многочисленные насекомые, которые откладывали личинки в поры кожи. Больше всех от сильной сыпи и зуда страдали друг Лангсдорфа ботаник Л. Ридель и художники Флоранс и Тонэй. Хуже всех приходилось последнему - он почти не мог работать. Но великолепие окружающей природы было словно вознаграждением за все трудности походной жизни. Флоранс впоследствии писал: "Всегда чарующая, эта природа заставляет нас жалеть о том, что мы не в состоянии воспроизвести ее во всех деталях. Водопады вызывают чувство изумления, и это чувство не знакомо тем, кто никогда не плавал в утлом челноке, отданный на произвол пенистых волн, когда берега исчезают с быстротой молнии".

А в конце июля экспедиция преодолела и два крупных водопада - Аваньяндава и Итапуре. В обоих случаях пришлось так же полностью разгрузить лодки и перенести весь груз по суше. Водопад Итапуре произвел на Лангсдорфа неизгладимое впечатление, и он отвел описанию его в своем дневнике значительное место: "Водопад Итапуре - одно из прекраснейших мест природы, красота и великолепие которого может только удивлять, но не поддается описанию. От силы падающей воды дрожит под ногами земля. Шум и рев кажутся вечным громом. Радуги в любом направлении, куда ни обратится взор путешественника".


К 11 августа было пройдено около шестисот километров, и спуск по Тиете был завершен; экспедиция добралась до широкой и спокойной Параны. 13 августа путешественники двинулись вниз по реке Паране и спустя несколько дней вошли в один из ее притоков - Риу-Парду. Тут спокойное плавание кончилось - теперь предстояло плыть против течения. Этот этап исследовательской экспедиции на пути в Куябу оказался самым тяжелым, но и самым интересным и важным. С каждым днем увеличивались разнообразные коллекции. "Мы застали весну в самом начале, степи были в полном цвету, радовали и занимали нашего ботаника", - читаем мы в дневнике Лангсдорфа.

Экспедиция не голодала - в пищу использовали мясо подстреленных кабанов, тапиров и обезьян, предварительно препарировавшихся для коллекций. Шкуры этих зверей выделывали для той же коллекции. Хищных зверей, естественно, в пищу не использовали, их мясо для человека - яд. Кроме этого неустрашимые путешественники ловили рыбу, собирали яйца черепах, несколько раз варили понравившийся всем бульон из удава - это тоже отражено в ценнейших дневниках.

В начале сентября экспедиция все еще продолжала подниматься вверх по Риу-Парду. И без того нелегкий путь против течения реки крайне осложняла бесконечная вереница водопадов, не таких крупных, как Аваньяндава и Итапуре, но, тем не менее, доставлявших немало хлопот.

Путь был тяжел не только в физическом плане, но и в психологическом. И эта накопившаяся в пути усталость начала сказываться на состоянии членов экспедиции. Астроном экспедиции Нестор Гаврилович Рубцов, будучи по натуре человеком дисциплинированным и трудолюбивым, все чаще пребывал в мрачном настроении, замкнулся в себе и казался откровенно больным. Уйдя как-то один вечером с экспедиционной стоянки, он не вернулся к ужину. Все бросились на поиски и нашли астронома лишь на следующий день в пятнадцати километрах от лагеря. Оказалось, что он решил покинуть экспедицию, считая, что его все презирают и ненавидят. Лангсдорфу пришлось потратить немало сил, чтобы вернуть Рубцову спокойствие и работоспособность, тем более что его мнительность не имела под собой почвы - просто сказалось нервное напряжение.

Нужен был отдых, и его решили сделать в фазенде Камапуан. Там же решили и пополнить запасы продовольствия. От начала экспедиции до фазенды путешественники проделали путь в две тысячи километров и пройдя тридцать два водопада. Отдых занял почти полтора месяца.

Отдохнув, экспедиция 22 ноября продолжила плавание по реке Кошин. Стремительное течение этой бурной реки заставляло всех проявлять повышенное внимание, однако одна из лодок через пять дней все-таки затонула. К статью, обошлось без человеческих жертв.


Через пару недель лодки вошли в более спокойную реку Такуари, по которой планировалось спуститься до реки Парагвай. Теперь почти до самой Куябы экспедиции предстояло передвигаться по обширному болотистому району под названием Пантанал. Настоящим бичом этих мест были мириады москитов и нестерпимая жара, которая даже ночью не приносила облегчения. Жара плюс свирепствующие насекомые совершенно лишили людей сна. Лангсдорф об этих местах писал так: "Вода медленно текущего Парагвая была покрыта блеклыми, гниющими листьями, деревьями, корнями, рыбами, крокодилами, красной глиной и желтой пеной. Она выглядела отвратительно и была почти непригодна для питья". От жары можно было бы спасаться в реке, однако этому мешали стаи кровожадных пираний. Лангсдорф все-таки рискнул окунуться, но тотчас выскочил на берег и был счастлив, что отделался одной раной.

4 января 1827 г. экспедиция добралась до реки Куяба и опять стала бороться с течением - идти предстояло вверх по реке. А тут еще и период дождей подоспел, в итоге разлившиеся воды Пантанала превратились в огромное безбрежное озеро. Выдерживать нужное направление помогала только опытность проводника - местного жителя. Суша практически исчезла, и несколько недель отважные путешественники вынуждены были провести в лодках, на одной из которых соорудили глиняный очаг, чтобы готовить еду. Спали как придется, кто в лодках, кто в гамаках, привязанных к торчащим из воды деревьям. За день удавалось пройти не более пятнадцати километров. Лишь 30 января 1827 г. экспедиция достигла наконец города Куяба, оставив позади четыре тысячи километров. В общей сложности в Куябе экспедиция Лангсдорфа провела около года. Сначала путешественники несколько недель отдыхали, разбирали коллекции и приводили в порядок составленные в пути карты и документы. Вскоре представился случай отправить богатейшие собрания экспедиции сначала в Рио, а затем в Петербург.

Где-то с середины апреля участники экспедиции сделали своей базой городок Гимараэнс, расположенный в двадцати километрах от столицы, и совершили оттуда несколько векторных маршрутов, исследуя провинции Мату-Гросу, огромная и малонаселенная территория которой в то время была практически не изучена. В конце июня возвратившись в Куябу, они весь июль и август провели в разнообразных экскурсиях по провинции. В конце сентября в Рио в очередной раз были отправлены самые ценные рисунки и документы, естественнонаучные коллекции и множество этнографических экспонатов.

Там же, в Куябе, Лангсдорф принял в ноябре решение разделить экспедицию на две маленьких группы, что позволило бы охватить гораздо большие территории для исследования. Сам Лангсдорф, направлялись к истокам Парагвая, Куябы и Аринуса, планировал спуститься по Журуэне и Тапажосу к Амазонке. Его сопровождали астроном Рубцов и художник Флоранс. В другой группе главным был ботаник Ридель. Его Григорий Иванович направил через Порту-Велью по реке Мадейре к Манаусу - столице Амазонии. Исследование Риделя должен был фиксировать художник Тонэй. Они должны были двигаться на запад и по рекам Гуапоре, Маморе, Мадейра и Амазонка достичь устья Риу-Негру. Там обе группы должны были встретиться и вернуться в Рио.

Ридель и Тонэй отправились 21 ноября, а спустя две недели выступил и отряд Лангсдорфа. Для Тонэя это путешествие оказалось последним - в январе 1828 года он утонул в реке Гуапоре, когда пытался ее переплыть. Тело его было найдено на берегу реки лишь на второй день. После этой трагической гибели молодого художника, потрясшей всех участников экспедиции, Ридель решил продолжить путешествие по намеченному ранее плану один. Несмотря на болезнь и все трудности, поджидавшими его в пути, Ридель благополучно завершил свой маршрут, собрав великолепный гербарий, и в начале января 1829 года прибыл в Пара.


Планам же Лангсдорфа не суждено было осуществиться. В середине декабря его отряд прибыл в Диамантину - небольшой городок, центр добычи алмазов в северной части провинции Мату-Гросу. Здесь Лангсдорфа допустили к архивам и даже разрешили посетить золотые и алмазные рудники - вещь, до этого немыслимая! Так велико оказалось уважение к русскому консулу. Отсюда вывод: дураки и плохие дороги - главные сложности только России, в Бразилии дороги были плохие, но зато было мало дураков.

Об этом периоде путешествия Лангсдорф писал: "Туманы, болота, реки, мелкие озера, ключи и другие препятствия делают работу на рудниках по добыче золота и на алмазных россыпях очень тяжелой. Люди рано умирают, не достигнув возраста, которого достигают жители других провинций. Злокачественные лихорадки, гнилая горячка, воспаление легких, желтуха, дизентерия - короче, все болезни, которые нигде в других частях Бразилии я не видел. Я просил президента принять страждущих в город. Сам же, пользуясь своими медицинскими знаниями, бесплатно помогал больным, заслужив их благодарность, доверие и уважение президента двух округов".

В Диамантину путешественники пробыли почти два месяца, в течение которых изучали местность в южном и юго-западном направлениях.

В марте 1828 г. экспедиция выступила на север, к Риу-Прету. Лангсдорф прекрасно отдавал себе отчет в предстоящих трудностях. Наиболее всего он опасался сырого нездорового климата заболоченных низин. "Эти места боятся посещать даже в сухое время года, а в период дождей здесь каждый непременно заболевает гнилой горячкой, лихорадкой, тифом. Жертвами этих болезней стали многие сотни людей", - писал Лангсдорф. Однако из-за проволочек местной администрации участникам экспедиции пришлось прожить на берегу Риу-Прету более двух недель. Эта задержка стала для экспедиции роковой: опасения Лангсдорфа оправдались - около десяти участников его отряда заболели тропической лихорадкой, включая его самого. Тем не менее 31 марта лодки экспедиции пустились в плавание по Риу-Прету. Оно оказалось очень тяжелым - упавшие во время наводнения деревья то и дело преграждали реку, нередко путь для лодок приходилось среди этих плавающих стволов просто прорубать. "Большие деревья из-за сильного наводнения были частью снесены течением, частью упали и возвышались поперек реки, загораживая дорогу стволами и ветвями. Каждую минуту были необходимы топоры, молотки, ножи. Каждую минуту то один, то другой должен был соскакивать в воду, чтобы не быть прижатым силой потока к неожиданно появившемуся древесному суку", - писал Лангсдорф.

А количество заболевших увеличивалось с каждым днем. Сам Лангсдорф переносил болезнь тяжелее других, у него начались сильные приступы лихорадки, но, несмотря на это, ученый по-прежнему продолжал наблюдения и делал дневниковые записи. И хоть Лангсдорф лечил себя и своих спутников всеми доступными ему средствами, в апреле он мог передвигаться уже лишь с чужой помощью.

Об этом периоде путешествия оставил свои воспоминания Рубцов: "Начальник экспедиции, несмотря на болезнь свою, неусыпно пекся о здоровье каждого и по приходе к жилищу индейцев, видя, что старания его больным мало помогали, то таковое положение заставляло Григория Ивановича при всей жестокости болезни его много беспокоиться, а через то, как кажется, он делался слабее".

В конце апреля, когда экспедиция спускалась по реке Журуэне, из тридцати четырех членов отряда здоровы были лишь пятнадцать, из которых семеро уже переболели. Неприятности на этом не закончились - разбилась одна из лодок, другая была серьезно повреждена. Чтобы изготовить новую лодку, путешественникам пришлось сделать почти двухнедельную стоянку. Охотиться и рыбачить практически не удавалось, запасы провизии быстро кончались, и к болезням добавился еще и голод. Люди сутками лежали без сознания. Лангсдорфа и Рубцова зачастую переносили в гамаках, поскольку они уже не могли двигаться и часто впадали в беспамятство.

Последнюю запись в дневнике Лангсдорф сделал 20 мая, когда была построена новая лодка и экспедиция продолжила плавание: "Обрушившиеся дожди нарушили весь покой. Мы намереваемся теперь идти в Сантарен. Наша провизия убывает на глазах, мы должны стараться ускорить наше движение. Мы должны еще перейти водопады и другие опасные места на реке. Если захочет Бог, мы сегодня продолжим наш путь. Провизия уменьшается, но мы еще имеем порох и дробь".

Болезнь совершенно изнурила ученого, и, к сожалению, последствия оказались необратимыми: через несколько дней его спутники с ужасом заметили у своего начальника признаки помешательства и потери памяти.

Когда стало понятно, в каком состоянии начальник экспедиции, нечего было и думать об осуществлении ранее намеченных планов. Единственной целью путешественников стало желание как можно быстрее добраться до Рио. По пути в вожделенный город на одном из водопадов одна из лодок вновь разбилась и все находящиеся в ней люди погибли.

18 июня, к неописуемой радости путешественников, их подобрала шхуна, идущая в Сантарен. Но, несмотря на неожиданные удобства, это никак не сказалось на самочувствии Лангсдорфа. "Он совсем помешался в разуме и даже не знал, где находится и что кушает", - вспоминал позднее Рубцов, который, впрочем, и сам был очень плох.

Отряд с большими трудностями добрался в Пара (Белен) и дождался там Риделя. Как и планировалось, 16 сентября все вместе возвратились в Рио. Во время этого морского вояжа Лангсдорф вроде пошел на поправку, частично вернулась и память, но на полное выздоровление рассчитывать уже не приходилось. "Болезнь такова, - писал о состоянии Лангсдорфа Флоранс, - что не позволит когда бы то ни было в дальнейшем путешествовать с научной целью".

Всеми материалами и коллекциями экспедиции занимался теперь Рубцов, который в том же году доставил в Петербург 32 ящика архива, а еще год спустя 84 ящика привез в столицу России и Ридель.

Вернувшись из Бразилии, безнадежно больной Лангсдорф был вынужден подать прошение об отставке, и родственники увезли его в Германию. В полном беспамятстве он прожил там еще двадцать лет и умер в 1852 г. Вот такая яркая, но так нелепо закончившаяся жизнь...

Практически все участники экспедиции Лангсдорфа остались за границей. Уникальные научные материалы хоть и были посланы в Петербург, но, увы, не были опубликованы, и научная деятельность Лангсдорфа современниками не была оценена по достоинству. А после его смерти уже и само местонахождение архива оказалось неизвестным, со временем он стал считался утерянным. Постепенно ушли из жизни и люди, имевшие отношение к этому путешествию.

В итоге почти сто лет сам факт уникальнейшей русской экспедиции, возглавляемой академиком Григорием Ивановичем Лангсдорфом и направленной на изучение обширных территорий Бразилии, был предан забвению. Правда, коллекции, собранные Лангсдорфом, попали в Кунсткамеру, где в дальнейшем стали основой южноамериканских собраний российских музеев.

Итог "большой русской экспедиции в Бразилию" 1821-1828 гг. Лангсдорфа: обширные энтомологические, орнитологические сборы, образцы минералов, чучела млекопитающих, один из самых полных гербариев тропической флоры в мире, насчитывающий почти сто тысяч экземпляров, дендрологическая коллекция, коллекция плодов и семян, являющиеся предметом особой гордости русских ботаников, более трех тысяч живых растений, около сотни этнографических предметов. Многие материалы экспедиции по социально-экономической и этнической истории, языкам индейских племен, физической и экономической географии являются единственными в своем роде, ставшими истинными раритетами. Кроме этого, есть еще несколько сотен рисунков, десятки карт и планов, две тысячи листов рукописей. Этот неоценимый архив, затерявшийся еще в 30-х гг. XIX в., и был найден сто лет спустя - стараниями другого российского экспедиционера. Именно он помог узнать о том, сколь много было сделано подвижниками, собравшими архивный материал в ходе экспедиции, и события более чем вековой давности воскресли из небытия.

Имя этого спасителя архива Лангсдорфа - Г.Г. Манизер. Он был сотрудником другой российской экспедиции в Бразилию, состоявшейся в 1914-1915 гг. Манизер работал перед отъездом из Петербурга в Этнографическом музее Академии наук и обратил внимание на имевшиеся там многочисленные экспонаты, помеченные надписью "Langsdorff". Что означала эта надпись, никто сказать не мог.

В Рио-де-Жанейро Манизер посетил местный музей и был поражен сходством имевшихся там экспонатов с теми, что носили пометки "Langsdorff" в музее Российской Академии наук. В разговорах с жителями Рио Манизер и услышал впервые об экспедиции Лангсдорфа. Возвратившись в Петербург, исследователь предпринял энергичные поиски и обнаружил часть архива экспедиции. На основе найденных документов Манизером была написана книга о первых русских исследованиях в Бразилии, но начавшаяся Первая мировая война и смерть автора помешали ее выходу в свет. Эта замечательная книга была опубликована лишь в конце 40-х гг., вернув, наконец, заслуженное признание участникам всеми забытой экспедиции.

Часть коллекций, собранных Лангсдорфом и его спутниками, можно увидеть в Зоологическом музее Санкт-Петербурга. Это более половины всех южно-американских птиц, многим из которых до сих пор нет равноценной замены. Часть минералогической коллекции бразильской экспедиции хранится сейчас в Минералогическом музее им. А.Е. Ферсмана.

Читая дневники Лангсдорфа, не устаешь поражаться целеустремленности, подвижничеству, выдержке его людей. Тысячи километров по джунглям, болотам, рекам - кто из современных путешественников выдержит такое. Да и зачем? Можно сесть на самолет - и нет проблем. Именно благодаря таким людям, как Лангсдорф, люди стали лучше знать свою планету. Обидно вот что: после "открытия" Манизером забытой экспедиции прошло опять около ста лет, и имя Лангсдорфа опять мало кому известно. А ведь оно достойно стоять в ряду таких имен, как Миклухо-Маклай, Пржевальский и др.