История близкого и далекого будущего. Однажды в графстве Чешир, с которым в народе связывают происхождение Чеширского кота, в семье британского подданного родился мальчик Олаф.

Это малозаметное для современников событие произошло 10мая 1886 г. — почти 120 лет назад. Мальчику суждено было стать известным философом и писателем. Но тогда об этом, конечно же, никто не знал. Следуя штампам, следовало бы сказать, что рождение малыша изменило судьбу мира.

Может быть. Хотя стоит ли преувеличивать значение выдающихся личностей в истории? По крайней мере вряд ли мы погрешим против истины, если скажем, что произведения выросшего и возмужавшего мальчика оказали большое влияние на умы целых поколений писателей и, разумеется, читателей.

Тем более что взаимосвязь бытия и сознания пока никто не отменял. Сознание, как известно, тоже способно влиять на реалии мира. А не только наоборот.

Итак, родившись в семье Уильяма Клиббетта Стэплдона и Эммелейн Миллер (так и хочется сказать: «...в семье простых мельников») в маленькой деревушке Мерсисайд, название которой дышит Францией, возле городка Уолласи (Великобритания), первые годы жизни мальчик провел в Египте, где у отца была небольшая судостроительная компания. После школы Олаф учился в Байольском колледже в Оксфорде, откуда вышел магистром истории. Окончив учебу, он, естественно, начал работать. Сперва в школе, затем в компании отца в славном городе Порт-Саид. Одно время преподавал на вечерних курсах при Ливерпульском университете.

Первая мировая война забрала у него четыре года жизни, а заодно оказала значительное влияние на мировоззрение будущего философа и писателя. Впрочем, к тому времени он уже был вполне убежденным пацифистом и, отказавшись брать в руки оружие, служил братом милосердия в квакерском походном госпитале на территории Франции.

Вскоре Стэплдон женился, а чуть позже защитил диссертацию по философии в Ливерпульском университете, где и продолжал свою деятельность уже в качестве профессора психологии, философии и промышленной истории — интересная специализация, не правда ли?

По-видимому, мысли о написании книги возникли у него давно — как минимум в 20-е годы. Скорее всего, в это время уже появлялись какие-то наброски, отдельные главы. Но вышел в свет роман «Последние и первые люди: история близлежащего и далекого будущего», лишь когда Стэплдону исполнилось 44 года! По нынешним временам — поздноватый дебют.

Роман был, без преувеличения, уникален. И по сей день он остается единственным в своем роде. Книга охватывает самую масштабную историю будущего, два миллиарда (!) лет человеческого развития — эволюции разума в Солнечной системе. Позже были созданы романы «Сириус», «Последние люди в Лондоне», «Тьма и свет», «Создатель звезд» и другие. Но именно первая книга заслуживает отдельного разговора.

Если мы попытаемся воспринять ее как широкомасштабный эксперимент писателя-фантаста, это будет лишь частью картины. Чтобы увидеть всю мозаику целиком, надо вспомнить, что Стэплдон был в первую очередь философом по образованию и пацифистом. К тому же в предисловии он прямо говорит: «голая фантазия имеет слабую силу», а управляемое воображение в стремлении взглянуть в будущее — в стремлении, свойственном всем нормальным людям, — «может оказаться весьма полезным упражнением для умов, озадаченных настоящим». Добавим от себя: не менее полезным, чем игра в шахматы или разгадывание кроссвордов, и уж наверняка более полезным и увлекательным, чем пассивное модное «приклеивание» к телевизору.

Хотелось бы оставить на время в стороне детали будущего, в изобилии выдумываемые легионом современных писателей-фантастов, книги которых заполонили лотки и полки книжных магазинов. Понятно, мир меняется столь стремительно, что даже тридцать лет могут кардинально изменить развитие и набор технологий — техногенный узор, витиевато вьющийся вокруг общей картины мира. Оставим в стороне детали — в них, как правило, ошибаются почти все и почти всегда, стремясь угадать будущее. Но вот общие тенденции развития общества — это на самом деле интересно. И, читая первый роман Стэплдона, понимаешь, что ему удалось почти невозможное — быть может, единственному.

Забудем о борьбе Природы и Людей, падении Луны и космическом вторжении, о материке, всплывающем в Атлантике, о цивилизации, об апатии, охватившей наших потомков. О катастрофе, в результате которой в живых остается только экипаж исследовательского корабля, дрейфующего в полярных водах, давший начало новым человеческим расам, о марсианской и обезьяньей «культурах» (похоже, другой автор написал свою «Планету обезьян» после изучения романа Стэплдона!), о супермозге, контролирующем человечество подобно суперкомпьютеру современных писателей и сценаристов... Предположим, нас интересуют прежде всего тенденции ближайшего — для писателя — будущего, ставшего сегодня для нас самым что ни на есть настоящим!

И вот здесь Стэплдон, похоже, попал в десятку! Поразительно, насколько он оказался прав, изображая «печальный вариант» развития человечества, поскольку в его время (на заре ХХ века) явно произрастали «как семена надежды, так и семена отчаяния» и писатель решил изобразить «в чисто эстетических целях, что наша раса уничтожит сама себя».

В скобках упомянем, что автор подвергает откровенной критике «грубого вида американизм», надеясь, как пишет он в предисловии, что, «может быть, такого никогда не произойдет в реальном мире».

К сожалению, произошло.

Стэплдон пишет о тяжком труде многих поколений, прерываемом «редкими моментами авантюр отдельных наций». О том, что для рядового ума непостижимо, что «вся история человечества может быть всего лишь мгновением в жизни звезд». О том, что уже в ХХ веке интеллект человечества обнаруживает признаки упадка. Мы видим в романе и отголоски будущей — а для нас прошедшей — войны, отголоски фашизма и более поздних конфликтов, где каждая сторона «убеждена в том, что лишь она одна отстаивает основы цивилизации».

Не правда ли, весьма актуально?

Общий уровень сознания начинает «ощутимо падать». Лидер, чья «гениальность в действиях сочеталась с ораторским искусством и примитивностью мышления», становится — демократическим путем — диктатором. А поскольку люди слабо воспринимают идею ограничивать рождаемость, расширение жизненного пространства, экспансия становятся «реальной необходимостью».

Дальше — буквально пунктиром.

«Патриоты» приводят себя в состояние «близорукой ярости». Медиамагнаты не могут отказаться от соблазна спекулировать «на чувстве национальной общности... и лицемерии».

В преддверии грандиозной войны наносится сильнейший удар — трагически гибнет «прекрасная и очень популярная молодая принцесса». Не Диана ли имеется в виду? Впрочем, Стэплдон — не перетасованный Нострадамус. Писатель не притворяется, он просто фантазирует. Но уж очень похоже на события, произошедшие почти через сто лет после написания романа!

Чего стоят фразы о страхе «перед американским хозяйственным империализмом» и укоренившейся слепоте и скудости международной политики. О напыщенности и отсутствии самокритичности у немецкой нации. О гениальности людей, живших в России (здесь следует напомнить, что в то время — как, впрочем, и значительно позже — Россией на Западе называли страну, имевшую почти в два раза большую территорию, чем современная, включая огромные азиатские просторы и Украину). Об их интуитивной силе «отторжения всех личных стремлений».

Стэплдон пишет, что «после большевистской революции в русской культуре появился новый элемент», ранее неизвестный. «Старый строй был заменен настоящим пролетарским правительством, которое, хотя и было... временами кровавым и фанатичным, положило конец прежней тирании... и воодушевляло покорного гражданина гордиться участием в великом содружестве. Еще более важно то, что укоренившийся русский характер не принимал всерьез связь между политической революцией и материальным состоянием и проповедовал таким образом свободу от снобизма перед богатством, что было совершенно чуждо Западу. Внимание, которое в другом месте было сосредоточено на накоплении денег, в России большей частью было отдано... культурной деятельности».

Дальше есть строки о фанатизме и о расовом безумии, напоминающем то ли поджоги в предместьях Парижа, то ли мусульманский экстремизм. О том, как процветающая Америка была озабочена «лишь тем, как бы прикарманить себе русские деньги. В действительности это именно Америка помогла России совершить собственное предательство».

В мире будущего ощущается дефицит нефти, что служит основным источником локальных войн.

«Ни одна из стран не была открыто националистической, потому что национализм, все еще имевший силу, больше не восхвалялся». Стэплдон пишет о создании Европейской Конфедерации (почти НАТО?), об отказе от суверенитета в пользу общей власти (европейское правительство?) и объединении вооружений.

«Все народы Европы долгое время с ужасом наблюдали финансовое поглощение России (Украины тоже? Ведь автор не видел разницы) Соединенными Штатами, и они опасались, что и им скоро придется погибнуть под той же тиранией».

Накануне войны происходит обмен международными нотами протеста, «но без всякой искренности», причем агрессор настаивает «на свободе слова». Конечно, если не к чему прицепиться — давайте к свободе слова. Очень узнаваемо. Далее новейшим оружием уничтожается «вся флора и фауна.., также и вся земля между Черным и Балтийским морями» превращается «на много лет в неплодородное и необитаемое пространство». Будущее — покруче Чернобыля. Результатом войны является «тот факт, что Европа оказалась унифицирована по духу ненавистной Америкой». «Часть подрастающего поколения была непригодна для жизни». «И еще более ужасным для человеческой расы был тот факт, что недавняя культурная инициатива русских по объединению западного интеллектуализма и восточного мистицизма теперь потерпела крах».

Писатель отводит несколько страниц будущему восточных стран (Китая, Индии). Причем, конечно же, Индия для Стэплдона — это и мусульманский Пакистан, и что-то еще — вспомним, что книга создавалась почти сто лет назад, хотя переиздана под рубрикой «Философия» совсем недавно.

Чего стоит фраза: «...после падения Русского государства именно на Востоке продолжала жить русская культура. Ее мистицизм повлиял на Индию. Ее социальные идеалы повлияли на Китай».

Затем США открыто заявляют о том, что «являются стражами порядка на всей планете». И «повсюду широко презираемые за их самодовольство американцы очень быстро» меняют образ жизни народов на планете. «К этому моменту» все люди использовали «американские продукты (не только «ножки Буша»!), и не было ни одного региона, где бы американский капитал не поддерживал местную», скажем, власть или лучше прослойку. «Более того, американская пресса.., кинематограф и телевизор непрестанно пропитывали планету американским образом мысли».

«Это, возможно, и не имело бы значения, будь Америка способна дать самое лучшее из того, чем обладала. Но... распространялось только все наихудшее». «Потому что все лучшее Америки было слишком слабо, чтобы противостоять худшему в ней же».

Всем известно, что Америка давно не знала опыта войны на своей территории. «Прямой трагический опыт мог бы, вероятно, раскрыть сердца этих людей. Общение с более зрелой культурой могло бы облагородить их интеллект. Но сам успех, который опьянял их, делал их при этом слишком самодовольными...»

«По существу, это была очень яркая раса, но заторможенная, незрелая. Им чего-то не хватало...», что могло бы обеспечить духовный рост. «Америка — это умственно отсталый подросток, попавший в игровую комнату, оборудованную роскошью и электрической энергией, делающий вид, что его механическая игрушка управляет миром».

Для начала хватит. Тем более что вам был представлен лишь краткий обзор малой части ближайшего будущего. Самое интересное впереди!

Так что теперь эстафета переходит к уважаемому читателю. Вряд ли стоит подробно пересказывать издание, пахнущее свежей типографской краской. Лучше прочесть самому и составить собственное мнение. Желаю успеха!

Творчество (справка из Википиедии)

Свой первый фантастический роман — историю будущего под названием «Последние и первые люди» — Олаф Стэплдон выпустил в 1930 году. Книга вызвала восторженные отзывы Герберта Уэллса и Джона Пристли. С этого момента Стэплдон прекратил преподавательскую деятельность и полностью посвятил себя литературе. В 1932 выходит его книга «Последние люди в Лондоне» (англ. Last men in London), в 1935 — роман «Странный Джон» (англ. Odd John), посвящённый проблеме взаимодействия сверхлюдей-мутантов с обычными людьми, в 1937 — «Создатель звёзд», самое глубокое, сложное и масштабное произведение Стэплдона, описывающее историю жизни во Вселенной от момента "Большого взрыва" до угасания последних звезд и далее за пределы пространства и времени, в основу которого лёг недописанный роман «Создатель туманностей» (англ. Nebula Maker), в 1944 году — «Сириус» (англ. Sirius), в котором описана судьба собаки, ставшей разумной в результате научного эксперимента.

В «Последних и первых людях» и «Создателе звёзд» Стэплдон утверждает, что итогом развития не только человеческой, но и других разумных рас является развитие телепатических способностей и слияние разумов отдельных индивидуумов в расовый, а в более отдалённой перспективе и мировой разум, мышление и способности которых находятся за пределами понимания современного человека.

Одновременно с литературным творчеством Стэплдон продолжал публиковать свои философские и общественно-политические труды, участвовал в деятельности левых политических движений; после Второй мировой войны с курсом лекций посетил Нидерланды, Швецию и Францию, в сентябре 1948 года принял участие в Конгрессе сторонников мира во Вроцлаве (где также присутствовали такие величины, как Пабло Пикассо, Бертольд Брехт, Олдос Хаксли, Поль Элюар, Илья Эренбург, Анна Зегерс, Джон Бойд Орр, Ирен и Фредерик Жолио-Кюри), в марте 1949 года — в Нью-Йоркской конференции работников науки и культуры за мир во всем мире (единственный британец, получивший визу для участия в ней). В 1950 году был вовлечён в движение против апартеида. Скончался 6 сентября 1950 года в своём доме в Кэлди от сердечного приступа, кремирован в Лэндиканском крематории.