Крионика

Если бы могли на самом деле сохранять людей с помощью крионики на годы — или даже на столетия — каким могло бы стать пробуждение для таких людей? В данный момент на трех объектах в США и России около 300 человек балансирует на грани забвения.

Они пребывают в состоянии глубокого охлаждения под названием криопресервация и были погружены в прохладную дремоту после того, как их сердца перестали биться. До того как произойдет настоящая смерть клеток, ткани их мозгов были заморожены в процессе витрификации (без льда). Теперь они считаются умершими на законных основаниях. Но если бы они могли говорить, вряд ли они назвали бы сами себя трупами. В некотором смысле они просто без сознания.

Никто не знает, можно ли оживить этих людей, но все больше и больше живых людей начинают считать, что эта неопределенность лучше альтернативы. Около 1250 человек, ныне живущих, уже находятся в списках ожидания крионики, и новые объекты открываются в Орегоне, Австралии и вскоре в Европе.

«У нас в крионике есть поговорка: быть замороженными — вторая из худших вещей, которая может с тобой случиться», говорит Деннис Ковальски, президент Института крионики в Мичигане, крупнейшей крионической организации в мире. «Нет никаких гарантий, что вас смогут вернуть, но если вас похоронят или кремируют, вы гарантированно не узнаете об этом наверняка».

Непосвященным крионика может показаться фантастикой из «Ванильного неба» или прочих научно-фантастических работ. Но многие исследователи считают эту область исследований весьма надежной, и криобиологи медленно вырубают в граните возможность возрождения. Совсем недавно команда преуспела в оттаивании витрифицированного мозга кролика. Даже после нескольких недель хранения синапсы, которые имеют решающее значение для функции мозга, были целыми. Но кролик был мертв — ученые не пытались реанимировать животное впоследствии.

В то время как размороженный мозг кролика сам по себе ни о чем таком не говорит, некоторые полагают, что криогенное возрождение однажды станет столь же обычным явлением, как лечение гриппа или восстановление сломанной руки. «Это на самом деле не так уж и поразительно или странно с точки зрения философии, как можно было бы подумать», говорит Обри ди Грей, соучредитель и главный научный сотрудник Sens Research Foundation в Калифорнии, некоммерческой организации, занимающейся изучением возможностей развития новой медицины, направленной на борьбу с болезнями старости, которая была бы совершенно непохожей на нашу нынешнюю медицину, посвященную борьбе в большей степени с симптомами и последствиями старости, а не причинами. «Это просто медицина — очередная форма здравоохранения, которая помогает серьезно больным людям. Как только вы это поймете, все покажется не таким страшным».

Но если предположить, что крионика будет работать, «нововозрожденным» гражданам прошлого потребуется больше, чем просто открыть глаза и осознать счастливый конец. Вместо этого они мгновенно столкнутся с проблемой перестройки своей жизни — чужие на чужой земле. Как это будет разворачиваться, зависит от ряда факторов, включая то, как долго они были на том свете, в какого рода общества они возвращаются, узнают ли они кого-нибудь, когда вернутся, и в какой форме они вернутся. Ответы на эти вопросы лежат в области чистой спекуляции, но эксперты уже занялись их проработкой — не в последнюю очередь чтобы лучше подготовиться к возвращению замороженных и повысить собственные шансы на успех.

Большая часть опыта возвращения криогенно сохраненного человека будет зависеть от масштаба вовлеченного времени. Некоторые энтузиасты настроены оптимистично и используют закон ускоряющейся отдачи, чтобы оправдать прогнозы и сказать, что через 30-40 лет мы сможем разработать медицинские технологии, способные усиливать биологические системы, предотвращать болезни и даже обращать старение вспять. Если это сбудется, есть шанс, что замороженные сегодня люди смогут встретить людей, которых они знали в первой фазе своей жизни — своих выросших внуков, например.

Если же такое развитие займет больше времени, 100 или больше лет, пациенты не получат непосредственную социальную поддержку в современном мире. Некоторые, например, Ковальски, пытаются справиться с этим, просто собираясь вместе: он, его жена и их дети уже записались в очередь на криогенную заморозку. Дело в том, что члены Института крионики могут зарезервировать свою заморозку за полцены, а заморозку своих несовершеннолетних детей — бесплатно. «Мы делаем это, чтобы поощрять семьи оставаться вместе», говорит Ковальски.

Но даже если криогенно сохраненный человек будет один, Ковальски не считает, что это помешает ему быть счастливым. «Если бы вы отправились на самолете сегодня со своей семьей и друзьями, и он разбился, а вы оказались единственным выжившим, вы бы покончили с собой? Или просто вернулись к своей жизни, завели новую семью и друзей?».

Другие криогенно сохраненные люди могут стать хорошей отправной точкой для замены утраченных связей. Как беженцы, прибывающие в новую страну, сообщества недавно витрифицированных людей могли бы собираться вместе и делиться своими переживаниями и временем происхождения.

Но где будут жить эти члены общества и как они будут себя содержать — на эти вопросы ответов нет. «Если они прибудут и окажется, что они не знают ничего и не имеют никакого дохода, о них придется позаботиться», говорит Дэниел Каллахан, соучредитель и старший научный сотрудник в Центре Гастингса, научно-исследовательском учреждении, которое занимается вопросами биоэтики и здравоохранения. «Кто будет этим заниматься?».

В попытке предвидеть эти потребности, Институт крионики инвестирует часть оплаты пациентов — порядка 28 000 долларов со страхованием жизни — в акции и облигации. Есть надежда, что будущие доходы помогут людям встать на ноги, так сказать.

Вполне возможно, однако, что деньги перестанут существовать к тому времени, когда крионика начнет работать, а людям больше не придется зарабатывать себе на существование. Общество, которое достигнет такого медицинского прорыва, будет способно решить вопрос с болезнями и положить конец старению, считают Ковальски и другие, а также вопросы бедности и материальных нужд. По такому сценарию, одежда, еда и дома, созданные с помощью 3D-принтеров или другим техническим способом, будут доступны всем и каждому. «Нет никакого смысла возвращать людей в мрачном и разрушенном будущем», говорит Ковальски. «Если у вас будут технологии для пробуждения людей, то будут и технологии, решающие вопросы населения».

Тем не менее, если криогенно возвращенные люди попадут в более справедливое и продвинутое будущее, им потребуется путь к реабилитации в этом новом мире. Разделенные временем, отчужденные от общества, сбивающиеся в кучки люди будут очень ранимыми и, вероятнее всего, испытывать душевную боль или даже физическую, как от сильной травмы. И это не говоря о том, что им понадобится совершенно новое, поскольку сохраняется лишь голова.

«Даже самым стойким потребуется адаптация к новому телу, культуре и окружающей среде, а это будет сложно, — говорит Джефри Кауфман, психотерапевт из Филадельфии. — Эти люди будут спрашивать себя: кто я такой на самом деле?».

Другие, впрочем, полагают, что психологические последствия крионики окажутся ерундой для тех, кто возвращается к жизни, благодаря более продвинутым формам терапии будущего и стойкости человеческого духа. «Нас рождают без согласия в этом странном мире, такова судьба человека, — говорит Абу Фарман, антрополог из Новой школы Нью-Йорка. — Мы адаптируемся к странным ситуациям постоянно».

Ковальски соглашается, указывая на то, что люди, которые переезжают из развивающихся стран в более развитые страны, зачастую прекрасно адаптируются к новому окружению. Кроме того, те, чьи тела изменяются после несчастного случая или войны, тоже адаптируются.

Нет никаких сомнений в том, что такой переход станет в диковинку для психологов. Травма, как и депрессия, может сказаться как угодно, поэтому крионическая травма может отличаться от всех ранее виденных форм травм, считает Кауфман.

Есть также вопрос о том, насколько сложно будет людям из далекого прошлого завязывать отношения с людьми настоящего. Наладить хорошие отношения может быть проблемно, поскольку современный человек может смотреть на прибывших из прошлого как на «спектакль».

Ди Грей возражает: люди всегда относятся к другим людям как к странным. Из этого следует, что социальная изоляция может быть еще более серьезной, чем кажется сегодня. «За 100 лет мир может чрезвычайно измениться, — говорит Каллахан. — Добавьте еще 100 лет и, боже мой, он будет совершенно другой. В том времени люди будут совершенно инопланетными».

Но все еще людьми?

Такие сценарии по-прежнему базируются на области воображаемого, но ведь события могут разворачиваться совершенно непредсказуемым образом. Если сознание человек можно будет спасти и загрузить в некое виртуальное состояние — как Джонни Деппа в «Превосходстве» — то предсказать все последствия практически нереально. Функции мозга в отрыве от тела, например, у полностью парализованных людей, все еще обращаются к нерабочим конечностям. Призрачное состояние мозга, отделенного от тела, еще никому не удавалось ощутить. Это даже сложно представить.

Бессмертие также может быть тревожным звонком. Загруженный мозг в некотором смысле победит смерть, что поднимет основные психологические и философские вопросы. «Можно сказать, что смерть лежит в основе сознания, законов и человеческого существования, — говорит Кауфман. — Утрата смерти радикально изменит нас».

Нет никаких гарантий, что «бытие» останется таким же, каким было для человека, который проходит через криогенный процесс. Остается вопрос, является ли сканирование мозга и его загрузка в другой субстрат вообще возрождением или же это создание нового индивида с теми же характеристиками.

Кем бы ни стал этот призрак в машине, возможно, понадобится опция цифрового самоубийства — на случай, если опыт существования будет слишком гнетущим или неохватным. Потребуется «красная кнопка» на случай, если что-то пойдет не так. Но сможет ли уполномоченная компания решать, стоит ли вас убивать, или позволит вам сделать это самостоятельно?

Несмотря на все неопределенности, очень и очень многие готовы решиться на такое существование. «Если будет выбор между полным забвением и небытием или загрузкой сознания в компьютер, я хотел бы по крайней мере попробовать второе, — говорит Ковальски. — Это было бы круто».