Столица в XVII веке. Как Москва чуму пережила

"Моровая язва" или "моровое поветрие" – самая масштабная эпидемия чумы в российской истории XVII века. Как и сейчас Москва, как крупнейший город России, первой попала под сильнейший удар инфекции. Как боролись со страшной болезнью наши предки и во что превратилась столица России, рассказал заведующий кафедрой отечественной истории института гуманитарных наук Московского городского педагогического университета, кандидат исторических наук Игорь Андреев.

Первые случаи смерти от чумы в Москве были зафиксированы в середине лета 1654 года, но вспышки болезни утихли к зиме следующего года. Затем чума с новой силой "прошлась" по среднему-нижнему течению Волги и "сражала" людей на своем пути вплоть до 1657 года. Скорее всего, острая болезнь была занесена приезжими из Речи Посполитой, но не исключены и другие направления – Крым и Персия, отметил эксперт.

"Чумная столица"

Очагами заражения стали монастыри и боярские дворы: частота общения и плотность населения в этих местах были очень высокими. Во дворах проживали сотни человек, потому что престиж хозяина определялся, в том числе, количеством челяди, рассказал Андреев.
По его словам, власти не сразу приняли меры по изоляции москвичей. Только когда люди толпами начали покидать город, на дорогах выставили караул и заставы, но было уже поздно.

"Царя Алексея Михайловича в Москве не было. Он выступил вместе с войском к Смоленску, захваченному поляками в годы Смуты. Царское семейство, оставленное на попечение патриарха Никона, срочно было вывезено в Троицу. Но и здесь Никон с семейством не чувствовали себя в безопасности. Поветрие появилось в близлежащих местах, и Никон озаботился поиском нового места спасения", – прокомментировал он.

Чума "расползлась" по стране очень быстро, из отписок воевод складывалась география распространения заболевания (1654): август – Тула, Торжок, Калуга, Суздаль Коломна, Нижний Новгород, сентябрь – Шуя, Вологда, Кострома, Кашин. "Запылал" весь центр европейской части России, рассказал эксперт.

"К концу осени 1654 года Москва представляла собой страшное зрелище. Дворы с заболевшими были заколочены, так что оставалось неясным – остались ли там еще живые люди. Церкви стояли безмолвными: за смертью притча не было ни служб, ни звона, призывавшего к молитве. Город вымер. Тела усопших свозили на окраины, отпевали – если было кому отпевать – и хоронили в скудельницах (яма для погребения умерших от массовых эпидемий - прим. ред.)", – отметил он.

В одну калитку

Бояре, оставленные "заведовать" Москвой, умерли – приказы опустели. Стрелецкие полки в столице поредели, как после сражения. Поддерживать порядок в городе, и даже охранять Кремль было некому. Участились разбои, причем основной целью грабителей было не имущество, а продовольствие, подвоз которого прекратился. В Москве затворили все ворота, оставив "для общения с миром" одну калитку, прокомментировал эксперт.

По его словам, сознание людей связывало "моровое поветрие" с прогневанием Бога: язва ниспослана в наказание за прегрешения.
"Но в 1654 году мысль современников невольно возвращалась к теме, более года будоражившей общество – церковная реформа Никона. Уже в августе в Москве отмечены волнения с упоминанием имени Никона, как возможного виновника случившегося. Однако вылиться во что-то серьезное это не успело – страх перед чумой оказался сильнее подозрения", – рассказал он.

Карантин и самоизоляция

Медицина XVII века, конечно, не смогла успешно противостоять эпидемии. Считалось, что болезнь передается по воздуху, поэтому единственным эффективным методом борьбы с чумой был карантин. Дороги перекрыли заставами, а людей, пришедших из заразных мест, выискивали, наказывали и возвращали обратно, рассказал Андреев.

Особенно охраняли направление на Смоленск, где стояло царское войско. На заставах грамотки, адресованные царю, вскрывали и громко вычитывали, чтобы стоявший в отдаление подьячий мог переписать послание, подчеркнул он.

"Надо сказать, что осознание неизбежности наказания вполне уживалось с пониманием того, что болезнь можно избежать, изолировав заболевших и то, к чему они прикасались. Повсюду жгли костры с брошенными в огонь кустами полыни и можжевельника – дым от них был признан лучшим обеззараживающим средством. Но карантин постоянно нарушался", – отметил эксперт.

По его словам, патриарх Никон, опасаясь за царское семейство, решил перевезти царскую семью в Калязин монастырь. В пути узнали, что накануне по дороге прошла процессия с покойной, умершей от чумы. Место выжги, "заразную землю" сняли и вывезли.

Троицкий Макарьев монастырь в Калязине

"Только после этого царицын поезд осмелился пересечь опасное место. Мор не затронул царское семейство. Алексей Михайлович поставил это в заслугу Никону: молитвами и неустанными хлопотами "собинный друг" отвел беду от родных Тишайшего", – прокомментировал он.

Поветрие не дошло до полков, сражавшихся в Великом княжестве Литовском и под Смоленском. В стороне остался Новгород и Псков. В результате царские войска сохранили боеспособность и удачно закончили Смоленский поход – в сентябре 1654 года польский гарнизон капитулировал, прокомментировал Андреев.

Страшные последствия

В 1654 году с заморозками первая волна эпидемии стала стихать. В начале февраля 1655 года в обезлюдевшую Москву вернулся Никон. При виде заваленных чистым снегом улиц, "никем суть не следими, разве от пес", патриарх плакал, рассказал эксперт.

"Опустошение было страшное. Цифры называют различные – до 700 тысяч человек. Например, в Чудовом монастыре из 182 человек в живых осталось 26, в Вознесенском из 90 стариц выжили 38 – и это были монастыри, расположенные в Кремле. Значительнее были опустошения в дворах бояр. У царского "дядьки" – боярина Бориса Морозова – скончались 343 человека, хозяина дождались всего 19", – подчеркнул он.

По его словам, об эпидемии чумы середины 1650-х годов со страхом вспоминали в Москве еще в середине следующего века. Лишь пандемия 1770-х годов, дополненная бунтом, отодвинула на второй план прошлые воспоминания.