Парниковый период: почему важно стабилизировать концентрацию углекислого газа в атмосфере

Климатологи сообщили о рекордном уровне углекислого газа в атмосфере – 421 ppm. Такого количества CO2 на планете не было 4 миллиона лет. Каких ждать последствий, телеканал «МИР 24» спросил климатолога, руководителя климатической программы Всемирного фонда дикой природы Алексея Кокорина.

- Что означают цифры 421 ppm, насколько они далеки от нормы?

Алексей Кокорин: Рpm – это количество частей на миллион, это малая доля процента. Тем не менее, этот показатель гораздо больше, чем было, скажем, в начале XX века или в XIX веке – тогда было примерно 280 ppm. Сейчас стало в полтора раза больше. Действительно, такой концентрации СО2 не было 4 миллиона лет. Да, в далеком прошлом, конечно, она была. Зато весь последний миллион лет она колеблется где-то между 200 и 300 ppm, а сейчас резкий взлет. Что еще важно, изотопный анализ показывает, что это, увы, от сжигания ископаемого топлива.

- Эти значения можно считать критическими? Или ученых волнуют не цифры на данный момент, а то, как они меняются?

Алексей Кокорин: Они меняются, растут каждый год. Есть сезонный ход, но он совсем небольшой. Потому что микробиота поглощает СО2 и дышит, соответственно, это происходит и в южном, и в северном полушарии. Но в северном полушарии, скажем так, биоты больше, поэтому соответствующий сезонный ход небольшой. Это правильный синус, который все время идет вверх-вверх-вверх, практически каждый год.

- Чем нам это грозит?

Алексей Кокорин: СО2 – парниковый газ. Парниковый эффект у нас, конечно, очень давно, последние полмиллиарда лет. Но человек его усилил добавочным СО2, еще метаном и некоторыми другими газами. Но прежде всего СО2, совсем чуть-чуть, на 5%, но тем самым сдвинул климатическую систему. Немножко стало теплее, но гораздо более неустойчивее.

Можно понять, если представить, что мы какую-то сложную систему пытаемся сдвинуть, и она немножко сдвигается, но прежде всего начинает качаться. Это качание, этот неровный климат, большее число опасных метеорологических явлений и есть тот вред, те проблемы, которые перед нами теперь встают.

- Говорит ли увеличение СО2 в атмосфере о том, что количество кислорода уменьшается и однажды людям просто будет нечем дышать?

Алексей Кокорин: Нет. Кислорода в атмосфере настолько много, многократно больше, чем СО2. Даже если СО2 будет больше в 10 раз больше, это никак не повлияет на концентрацию кислорода. Проблемы дефицита кислорода в мире нет. Да, это может быть в крупном городе, в каком-то помещении, в подводной лодке. Но в атмосфере нет и не может быть проблемы дефицита кислорода.

- Какие глобальные климатические изменения связаны с увеличением углекислого газа в атмосфере?

Алексей Кокорин: СО2 влияет не напрямую. Он влияет на усиление парникового эффекта, энергетическую раскачку климатической системы и, как следствие, увеличение числа опасных метеорологических явлений. Если это север – то метели, сильные осадки, холодная погода, штормовые ветра, но теперь они чаще и сильнее. Если мы идем на юг, то умножаем засухи. Если брать весь мир в целом, то это большая частота засух, более частые волны жары и проблемы с продовольствием на огромных территориях Азии, Африки и, прежде всего, Средиземноморья.

- Что будет происходить с мировым океаном? С его обитателями?

Алексей Кокорин: Тут немножко другой эффект. При избытке СО2 растворяется в океанской воде, вообще в любой воде, так повышается ее кислотность, показатель РН. Это очень важный показатель для морских организмов, потому что, если среда кислая, то панцири морских ракушек и совсем маленьких организмов, которыми питается рыба, грубо говоря, растворяются, становятся более слабыми. Дальше это по цепочке отражается и на рыбе, и на всех обитателях. Этот эффект называется acidification, то есть повышение кислотности океанских вод, это добавочный эффект к изменению климата. Но очень негативный.

- В целом климатические изменения мы уже наблюдаем. Когда, в какой момент они должны стать для нас катастрофическими и необратимыми?

Алексей Кокорин: Необратимы они уже сейчас в масштабе ближайших двух-трех столетий. То есть, понятно, что в далеком будущем, через тысячи лет, у нас будет новый ледниковый период, и все будет совершенно обратимо, и будет совершенно другой климат.

Но если мы берем третье тысячелетие, ближайшее столетие, то это уже необратимо. Океан, наземные экосистемы не успеют забрать этот СО2, это очень медленный процесс. Но это не означает, что нам обязательно грозит катастрофа. Если мы стабилизируем концентрацию СО2 и тем самым глобальное потепление, то и число опасных и негативных явлений останется на более или менее стабильном уровне. Тогда это катастрофой назвать будет никак нельзя.

Надо сказать, что все крупные страны об этом сказали в прошлом году на конференции в Глазго. Их лидеры дали обещание достигнуть углеродной нейтральности. Что это такое? Это некая стабилизация глобального потепления, когда выбросы сильно уменьшаются, а поглощение СО2 идет за счет лесов. В результате, его концентрация стабилизируется. Вряд ли нам удастся ее снизить, но стабилизировать, надеюсь, получится. Конечно, это медленный процесс, это дистанция где-то в 50 лет. Россия обещала достичь углеродной нейтральности не позже 2060 года.

- То есть у человечества вполне достаточно времени, чтобы решить эту проблему?

Алексей Кокорин: Времени достаточно, но действовать надо уже сейчас. Ведь через 50 лет уже надо прийти к результату, а не только начинать что-то делать. Тогда глобальное потепление у нас стабилизируется на уровне 2,5, может, даже 3 градусов. Сейчас, отмечу, уже есть где-то 1,2 градуса. Этот отсчет идет от второй половины XIX века. Мы уже прошли часть дистанции, то есть 1,1 или 1,2 градуса. Если мы пройдем еще столько же или более того, это будет вполне хорошо для 90% населения, для экосистемы. Хотя надо понимать, что при повышении до 10% нам уже не спасти экосистему. Есть малые острова в Тихом океане, есть коралловые рифы, там ситуация очень плохая. И они, к сожалению, уже обречены.

- Почему ваши коллеги часто пугают климатическими катастрофами? Что Тихий океан поднимется и начнет заливать крупные города, или что Гольфстрим не сможет обогревать Европу.

Алексей Кокорин: Скорее, предупреждают. Конечно, часто все это представляется в виде каких-то экологических страшилок. Это не метеорит, который летит на Землю, и надо срочно спасаться. Это асфальтовый каток, который мы сами запустили и который надо остановить на какое-то время. Если его остановить, ущерб будет все равно и будет довольно существенным, но на более или менее приемлемом уровне.

Что касается мирового океана, то один метр, вероятно, уже пройден, и это действительно очень плохо для некоторых низко лежащих территорий. Прежде всего, в юго-восточной Азии. Но для большинства прибрежных городов это нормально. Не исключено, что в XXII-XXIII веке будет уже три-пять метров. Но есть расчет, говорящий, что потенциально может быть и 15 метров. Это, конечно, не всемирный потоп, но 15 метров надо избежать.

То же самое и с волнами жары. Если такая волна жары, как прошлым летом была в Москве, будет в три раза чаще, то есть не раз в 10 лет, а раз в три года, то, наверное, к этому можно будет адаптироваться. Ведь в России уже есть национальный план адаптации, и в большинстве стран тоже такие планы есть. Если же такое будет каждый год, тогда нужно будет кардинально менять нашу жизнь, она будет гораздо тяжелее, чем сейчас.

- Углекислый газ из атмосферы никуда не уходит и постоянно оказывает воздействие на климатические изменения?

Алексей Кокорин: Он уходит из атмосферы в океан, поглощается наземной экосистемой. Но ни океан, ни наземная экосистема не успевают поглотить весь тот СО2, который мы выбрасываем в атмосферу, сжигая ископаемое топливо. Где-то половину успевает, а половину не успевает. Сами молекулы СО2 инертны, они никак не разлагаются, в отличие от метана или других газов. Они там как есть, так и есть и, соответственно, оказывают усиленный парниковый эффект. Это ведет к большему числу опасных метеорологических явлений – в основном жарких, но иногда и холодных тоже. Ведь вторжение холодного воздуха из Арктики – это тоже часть той же цепочки. То есть, грубо говоря, снег в Иерусалиме и в Техасе – это тоже эффект глобального потепления, вызванного повышением концентрации СО2. Еще она приводит к большей кислотности в океане, что тоже плохо для его обитателей.

Есть два главных средства. Первое – это снизить выбросы парниковых газов, постепенно уходя от ископаемого топлива, то есть угля, нефтепродуктов, газа. Об энергопереходе говорится уже давно. И в прошлом, и в позапрошлом году в России стали говорить очень серьезно, что в дистанции 50 лет это должно случиться. Второе – это наша забота о лесах. Она нам нужна и без всякого климата. Но в нынешней ситуации забота должна стать еще больше, чтобы было меньше пожаров, большее поглощение лесами СО2 и, соответственно, снижение его концентрация в атмосфере.